Анатолий Маркуша - Нет

— Зря торопились, — сказал летчик, — совершенно напрасно.

— Вы отказываетесь от нашего предложения? Да?

— О-о! А вы, оказывается, осведомленная барышня…

— Кроме того, что я барышня, как вы определили, я еще референт Павла Семеновича.

— Референт? Это прекрасно звучит — референт! Простите за барышню, раз вам не нравится, и скажите, как вас зовут.

— Марина Леонтьевна.

— Леонтьевна? Так и величают по отчеству?

— Иногда. Но чаще просто — Марина…

— Так вот, милая Мариночка, я ни от чего не отказываюсь. Просто в таких пределах, — летчик показал пальцем на рассыпанные по столу карточки, — я и сам владею английским. Но дело даже не в этом.

Марина вопросительно поглядела на Хабарова, но он заговорил о другом:

— А Павел Семенович ваш очень хитрый? Правда?

— Павел Семенович — хитрый?! Да вы что — смеетесь? Это такой, такой человек, просто слов нет объяснить, какой он хороший!

— И все-таки он, безусловно, коварный мужчина. Просто вы, Мариночка, по молодости лет, по неопытности не замечаете его коварства. А я — старый, стреляный воробей — сразу же понял его породу…

Девушка пыталась возражать, Виктор Михайлович не соглашался. По его словам получалось, что давить на сознание бедного кролика (он успел уже превратить себя из воробья в кролика) есть акт тончайшего, почти иезуитского коварства. Он говорил напористо и внешне чрезвычайно серьезно. Но Марина оказалась девушкой, не лишенной юмора, и вся дальнейшая беседа протекала при полном взаимопонимании, в самом мирном и благожелательном ключе.

— Мам, — крикнул Виктор Михайлович, — а чаю ты нам не хочешь дать?

Марина запротестовала:

— Спасибо, не беспокойтесь. Мне пора ехать. От вас до центра так далеко.

— Это несерьезно, Мариночка. Вы приехали к нам прямо с работы, и ваш бурно растущий организм не может не требовать пополнения калориями. Близко ли, далеко вам ехать, без чаю мы вас никуда не пустим. И потом вечер у вас все равно пропал. Но вы не огорчайтесь: несостоявшееся свидание бывает порой гораздо дороже состоявшегося.

— Почему вы говорите про растущий организм? Это же просто оскорбление. По-вашему, до скольких лет растут люди?

— До двадцати пяти, а иногда и дольше, — не задумываясь, сказал Хабаров.

— Серьезно?

— Совершенно серьезно.

— А я была уверена — лет до восемнадцати. А свидание у меня на сегодня не назначено. Точнее — отменено…

— Однако, вы предусмотрительная дама, — сказал Хабаров.

— Стараюсь, — сказала девушка.

Они поужинали втроем. Говорили о вещах, ни к авиации, ни к каким другим специальным сферам отношения не имеющих. И Анна Мироновна вдруг обнаружила, что Марина приятная, умненькая, хорошо воспитанная.

Часов в девять Виктор Михайлович объявил, что отвезет Марину домой. Девушка стала отказываться. Мать почему-то ее уговаривала, хотя в глубине души считала, что ничего с ней не случится, если она поедет на электричке.

Но переспорить Хабарова было трудно, и он, конечно, повез девушку на машине.

Он умел себя подать при любых обстоятельствах, но за рулем — особенно. Небрежно откинувшись на спинку сиденья, еле прикасаясь к баранке, Хабаров вел машину с такой уверенностью и особенной элегантностью, что смотреть на него было одно удовольствие.

Когда Виктор Михайлович остановился у Марининого дома, девушка поблагодарила его и спросила:

— Вы и летаете так?

— На этот вопрос я могу ответить только по секрету. Марина наклонилась и, коснувшись его щеки волосами, подставила ухо.

— Летаю я гораздо лучше, Мариночка. Я шофер-любитель, а летчик — профессионал…

На другой день Хабаров позвонил Павлу Семеновичу. Было ровно шестнадцать пятнадцать.

— Павел Семенович, здравствуйте.

— Виктор Михайлович? Рад слышать и рад вашей точности. Ну?

— Да.

— Вот и отлично. Вы мне нравитесь, Виктор Михайлович.

— Вы мне — тоже, Павел Семенович.

— Вырезки сработали?

— Нет. Вырезки опоздали.

— Не может быть.

— Может.

— При встрече расскажете?

— Возможно…

Когда Виктор Михайлович во второй раз встретился с Княгининым, летчик обратил внимание на давно знакомые папки, почему-то очутившиеся на столе Главного. Это были папки с его, Хабарова, отчетами.

— Вот изучаю ваш почерк, — сказал Павел Семенович.

— И как — разборчивый?

— Вполне. У вас много сейчас работы?

— Порядочно.

— Готовится к полету дублер сороковки Севса, это я знаю, а что еще?

— Во-первых, с сороковкой очень много возни. Подготовительные полеты идут на тридцатке и на тридцать второй; во-вторых, впереди светит совершенно новый агрегат, — летчик поднял и опустил руку над столом, — машина вертикального взлета…