Анатолий Маркуша - Нет

За десять минувших лет бумага сделалась сухой и ломкой. Бумага постарела, но не умерла. И стоит вглядеться в увядшие строки, как просыпается былая боль. Старая бумага свидетельствует, никого не обвиняя…

Больной поступил 24 марта в состоянии травматического шока II степени, развившегося в результате комбинированного перелома костей таза и правого бедра…

В дальнейшем течение болезни осложнилось флеботромбозом, антикоагулянтная терапия дала положительный эффект. Состояние больного улучшилось…

30 апреля у больного возникла тромбоэмболия легочной артерии, в результате чего наступила смерть…

Сохранилась отчетливо видная подпись главврача больницы кандидата медицинских наук С. Т. Вартенесяна. Почти изгладились следы слез лечащего врача К. Г. Пажиной, едва заметна бледно-розовая черточка губной помады, оставленная на бумаге, когда Клавдия Георгиевна уронила голову на эпикриз…

Десять лет минуло, десять лет.

И снова с календарных листков смотрело на людей ласковое, теплое слово «апрель». Пахло оттаявшей землей. Едва зеленели крошечные, еще липкие листочки. На Север — караван за караваном — торопились запозднившиеся в этом году перелетные птицы.

Над главным аэродромом Испытательного центра проносились новые самолеты.

Теперь и тысяча километров в час не считалась большой скоростью…

Новые мальчишки, подросшие за последние годы, с легкостью и пониманием дела рассуждали о таких материях, как невесомость, первая и вторая космические скорости, не говоря уже о «звуковом барьере».

Но не все еще на земле и в небе сделалось совсем новым. Не все…

Федор Павлович Кравцов, сильно постаревший, огрузший, сдавал должность начлета Центра, его преемник — заслуженный летчик-испытатель, тоже немолодой, недавно уволенный в отставку из армии, принимал дела без лишних формальностей.

Акт был составлен и подписан, оставалось только обменяться приличествующими случаю словами.

Кравцов медленно поднялся с кресла, поглядел на портрет Чкалова, перевел взгляд на висевший рядом портрет Хабарова и сказал:

— Ну, вроде все…

Преемник смущенно улыбнулся, будто был в чем-то виноват перед Кравцовым, и развел руками.

— Что пожелать вам на прощание? — сказал Кравцов. — Плохой я докладчик, никогда не умел длинно говорить и теперь много не скажу: берегите ребят.

— Буду стараться, Федор Павлович. А вам разрешите пожелать всего доброго, надеюсь, если возникнет необходимость, вы позволите побеспокоить вас…

— О чем речь… Если могу хоть чем-нибудь быть полезен, всегда к вашим услугам.

В дверь коротко постучали, и, прежде чем последовало приглашение войти, в кабинете начлета появился чем-то встревоженный Блыш.

— Здравия желаю, товарищи начальники! Так кто из вас старший в лавке?

— Я уже не командую, — сказал Кравцов и показал взглядом на только что подписанный акт.

— Что-нибудь случилось? — спросил новый начлет.

— Пока ничего не случилось, но, если так пойдет дальше, обязательно случится. Вчера двухсотку выкатили из ангара и на завтра планируют облет, когда там работы не меньше чем на неделю. Скажите Севсу…

— Понял. Зайдите через десять минут, Антон Андреевич, поговорим и, я думаю, все уладим.

— Через десять минут? Очень интересно — через десять минут! Слушаюсь! Вы хорошо начинаете, и вы поняли главное: прежде всего надо поставить подчиненных на место. Ладно, я зайду через десять минут. — И Блыш закрыл за собой дверь.

— Он всегда такой? — спросил новый начлет.

— Всегда, — сказал Кравцов. — И ничего вы с ним не сделаете, не пытайтесь…

Кравцов пожал руку нового начлета и тоже вышел. Подумал: «Все? Нет. Надо зайти в летную комнату, проститься с ребятами».

Федор Павлович прошагал по длинному коридору и растворил бесшумную двустворчатую дверь.

Над зеленым бильярдным сукном склонились человек десять. Никто не обратил внимания на Кравцова. Летчики подписывали какую-то бумагу. Первым заметил Кравцова Бокун и громко сказал:

— Вы очень вовремя, Федор Павлович, можно сказать, в самый раз. Мы письмо тут сочинили, просим выступить с ходатайством… словом, чтобы нашему Центру присвоили имя Виктора Михайловича Хабарова…

Кравцов потупился. Он помнил, что пять лет назад такой разговор уже возникал и закончился ничем. Бородин был «за». Аснер был «за». Плотников был тоже «за», и все-таки предложение не прошло. Почему не утвердили предложение, Кравцов точно не знал, но ходили слухи, будто кто-то, стоявший над Бородиным, и над Аснером, и над Плотниковым, сказал тогда: