Анатолий Маркуша - Приключения капитана Робино

Жизнь постепенно, я бы даже сказал — осторожно, стала втягиваться в будничную, хорошо наезженную колею.

Хотя!

Хотя без приключений у меня никак не получается. Нежданно-негаданно в мой дворец припожаловала «Рязань», да еще с подарком на новоселье. А подарок был на смешных толстых лапах, круглоголовый щенок немецкой овчарки. Вручение щенка сопровождалось таким трогательным текстом:

— Долго я вспоминала твоего красавца пса, который так странно пропал перед самым твоим исчезновением из Москвы. Его звали Тимоша, да? Как он тогда в скверике шикарно на моего бывшего мужа ощетинился, восторг!

— А откуда ты узнала, что Тимоша пропал?

— Точно теперь уже и не помню, но скорее всего от Юли; она очень пристально твоей персоной интересовалось, всегда меня подначивала, а мне-то кажется, ох, готова была Юлька со мной сменяться, да Генерального опасалась…

Странно, — подумал я, — конечно времени прошло много, и я уже не мог с уверенностью сказать, делился я с Юлей — вот, мол, Тимоша пропал, или она черпала информацию о моей жизни из каких-то ей одной известных источников? И опять недобрые мысли закружили в голове. Всю жизнь меня не покидает чувство, будто я живу под увеличительным стеклом. Но почему? Ни к каким сверхсекретам, вроде, не причастен, делаю свою работу, на мой взгляд, вполне добросовестно, с людьми общаюсь открыто, так чего уж за мной досматривать?

О своем втором муже «Рязань» не упомянула, а я не стал ничего спрашивать. Найдет нужным, сама скажет, как ее семейные дела складываются, а нет — так и не особенно мне хотелось.

За пустячными нашими разговорами не заметил, как начало быстро темнеть. «Рязань» потянулась всем телом и неожиданно спросила:

— Не возражаешь, если я тут заночую? — и прежде, чем я успел ей что-нибудь ответить, — сказала: — в багажнике надувной матрац, спальник и все прочие причиндалы автотуриста, вот ключи… Принесешь, Максим?

Никогда я не умел отказывать женщинам.

Помню, в молодости мама моя как-то заметила, какое счастье мол, что родился мальчиком. Не поняв, что она имела в виду, я поинтересовался, почему это счастье. «Ну, как же, родись ты женщиной, пропал бы на панели». Мама умела сказать свое веское слово.

Да, чтобы не забыть! Мебели в моем новом доме все еще не было, хотя телевизор уже занял красный угол и без устали демонстрировал мне сцены из жизни, творившейся за пределами аэроклуба.

Неожиданно — да, да — опять неожиданно, опять — вдруг — я «встретился» на телевизионном экране с Любой Агафоновой, то есть с майором милиции, кандидатом юридических наук Любовью Михайловной Агафоновой, она была гостем какой-то криминальной программы и деловито вещала о росте преступности в стране, о новых мерах пресечения правонарушений и о чем-то еще, что меня не слишком заинтересовало. Свое внимание я сосредоточил на огрузшей, немолодой, адски уставшей женщине и думал: все проходит, — сказал когда-то мудрый царь Соломон, прошла и милая Люба, будто испарилась, словно исчезла, как утренний туман. Но ведь была? И не стоит огорчаться…

Вот тебе и будничная, накатанная колея!

А тут еще появляется в поле зрения Валя. Приехала с сыном. Выглядела она просто сказочно здорово, хоть на обложку модного журнала ее портрет помещай. О том, что она ушла с летной работы я слыхал, а вот о новом ее занятии услыхал впервые — водит экскурсии в авиационном музее… Почему не знаю, но разговор у нас как-то не очень клеился.

И только когда ее парнишка побежал следом за щенком на волю, она спросила:

— На кого, по-твоему, парень похож?

— Только не на тебя, подруга, это уж точно.

— Все говорят — чистой воды грузин…

— А на самом деле?

— Какараз! — усмехнулась Валя своей особенной, снисходительной улыбкой.

— Смотрю на тебя, слушаю и никак, подруга, не пойму… ты какая-то другая стала, но чем — не улавливаю?

Это, Максим, из Бунина строчки. Как я понимаю — о боге… Мне так высоко не подняться… прочла в первый раз и подумала о тебе. Скажи, только честно, осуждаешь меня?

— За что, подруга?

— За то, что бросила летать, за бабское мое безнравственное существование? Ты правильно почувствовал — я на самом деле другой стала. Осуждаешь?

Надо было выдержать паузу. Надо было ответить не суетясь и не виляя, и так, чтобы по возможности не спровоцировать Валю на сердечные излияния. Подумав я сказал: