Анатолий Маркуша - Приключения капитана Робино

Понимаю — я не объективен к Автору, слишком долго мы дружим, слишком, что называется, спелись, поэтому не стану продолжать его развернутое описание, а попробую выразить формульно кратко, что же он собой представляет.

Автор еще очень живой и не очень занудный…

АВТОР: Так на чем мы остановились? Вспомнил: я должен рассказать о послевоенном летании. В том заведении, которое посылало меня в Америку, дай бог здоровья этому заведению, мне было совсем неплохо жить за океаном, но по возвращении меня из института турнули. За что? Шла всесоюзная чистка на фоне борьбы с космополитизмом. В документах я значился капитаном Робино, но, по понятиям спецслужб это была, конечно, наивная маскировка. Каких либо серьезных прегрешений за мной не числилось, но это и не имело в то время никакого значения. Приглашает меня для беседы местный представитель СМЕРШ — «смерть шпионам» называлась служба, призванная блюсти интересы страны. Иду и думаю: сейчас начнется ниткомотательство, что я делал в Америке, с кем общался, как встречался, почему… и тэдэ? А если точнее? Вспоминайте — это важно. Но я ошибся. Майор, с которым предстояло беседовать, мне сразу не приглянулся, решил не докладываться ему по форме, а спросил просто:

— Звали?

— А вы, собственно, кто? — поинтересовался с явным неудовольствием майор, но никакого замечания не сделал.

— Капитан Робино.

— Ясно. Еврейским языком владеете в какой степени? Чего угодно я мог ожидать, только не такого вопроса.

— Слов десять знаю, — говорю в ответ, — из них примерно семь — ругательных.

— Английским в какой степени?

— Слегка. Разрешение на посадку запросить могу.

— Как понимать — «на посадку»? — без улыбки интересуется майор.

— В буквальном! На подлете к аэродрому приземления полагается представиться и попросить разрешения на посадку.

— Ясно. Сколько вам лет, Рабинович?

— На вашем столе лежит мое личное дело. Чего вы тратите зря время, спросите, что вас интересует, и я вам честно отвечу: мне нечего скрывать. Давайте, майор, говорите?

— Во-первых, товарищ майор, во-вторых, не забывайте — вы у меня в кабинете, а не я у вас, так что потрудитесь соблюдать.

— Есть! — рявкаю я. — Учту и исправлюсь, товарищ майор, но все-таки вы бы мне сказали, чем могу служить?

— Имеется предложение направить вас в Израиль. У нас складываются сейчас новые, благоприятные отношения с этой страной. Израилю требуется помощь, не в последнюю очередь — военная. Страна создает свою армию, можно сказать, с нуля.

— И вы решили, будто именно я должен им помогать? Извините, и в каком качестве?

— Предположим, послужить командиром эскадрильи в системе создаваемых сил противовоздушной обороны…

— Комэской я вполне могу и дома служить. Честно говоря, я всю израильскую авиацию в гробу видел, товарищ майор. И никаких патриотических чувств к этой стране я не испытываю. Мне больше цыгане нравятся: тысячу лет назад вышли из Индии, за пятьсот лет растеклись по всему свету и никому не подчинились, ни с кем не смешались. Свободные люди без предрассудков…

— Не валяйте дурака, Рабинович…

— Извините, я же до вас не дотронулся! Если вам очень нужно от меня избавиться, ладно, поеду хоть в Израиль, но на должность не ниже, чем заместитель командующего ВВС. — С этими словами я повернулся через левое плечо и позволил себе выйти вон из кабинета, не испросив на то разрешения товарища майора.

Примерно, через неделю меня вывели за штат. Попытка выяснить — за что? — никаких результатов не дала, а еще спустя месяц, меня уволили в запас — по сокращению штатов (так было обозначено в приказе).

И вот я сижу в размышлениях дома. Думаю, думаю и ничего путного придумать не могу — куда бы кинуть кости? Что я могу, что я умею, чего стою? Ну, летчик я, летчик, маленько владеющий английским языком. А есть ли спрос на таких, кто его знает, и куда соваться?.. В самый разгар этого душевного разброда звонит «Рязань», воркует сизым голубочком и предлагает встретиться. Есть о чем серьезно поговорить.

— О чем говорить, подруга, когда меня из кадров высадили. Что значит — как? Обыкновенно, коленом под зад и никаких долгих разговоров.

— Тебя уволили? Совсем? — спрашивает «Рязань» и, к моему удивлению, голос ее звучит весьма оживленно, — Выходит, ты теперь свободный человек?

— До того, между нами девушками говоря, свободный, что жить стало категорически тошно.

— Подожди тошнить! Давай лучше махнем на недельку в Сочи. Там уже тепло и еще мало народу. Восстановим гемоглобин и, чего еще надо восстановим. Учти, я на данном этапе вполне при деньгах… Ну, перестань благородствовать! Ну, в конце концов, можешь взять у меня в долг, если ты такой щепетильный…