Всеволод Вишневский: Матросы: Рассказы и очерки

Машинист дал ход. Тронулся эшелон, и тогда вновь ударили в упор из окон вокзала и из–за строений. Попов вдруг хватается за «льюис»… Ай!.. А стре́лки, как поставлены выходные стрелки? Эшелон уже идет. Братки из вагонов отстреливаются. А если эшелон свернет по южной ветке? А надо на запад! Крышка! Каюк, темный люк!

Петечка снова влезает на ходу на крышу вагона и бежит, перескакивая с крыши на крышу… Петечка кричит машинисту «стоп» и соскакивает у самых стрелок.

Петечка у стрелки. Стрелочник стоит на месте, кричит ему:

— Товарищи, швыдче. Усё готово. Проходите!

Петечка поворачивает назад. Добрэ, дядько! Это дело. Теперь пройдем. Факт. Фак–те–ец! Го–го! Хотя стой! Дай погляжу сам.

Петро опять у стрелки. Кричит стрелочнику:

— Дядько, ложись. Убьют казаки!

Дядько машет матросу — ладно, мол. Но Петро идет к дядьке и видит, что стрелка переведена… на юг, к белым.

— Ты что ж? А?

Дядько лезет в карман. Ясно — зачем. Попов бьет дядьку в ухо навылет. На месте. И перебрасывает стрелку. Эшелон идет, ускоряя ход, на запад, к своим!

Что у дядьки в карманах? Доглядай! Револьвер. Деникинские деньги. Погоны. Зажигалка. Бумаги… Так!

В штабном вагоне Петечка идет на прямой провод. Вызывает Володечку.

«Знаменку прошли ничего зпт особый отдел имел наблюдение тчк шли боезапас тчк».

Потом в гроссбух — в статью расходов — заносит: «Переодетый белогвардеец (офицер) под формой стрелочника пущен в расход на станции Знаменка».

Москва

1930—1935 гг.

— Встать!

— Вста–ать!

И бойцы, повстанцы Украины, встают. Они встают медленно и грузно… В походах прилип чернозем Украины к ногам бойцов. Ноги натружены, огромны и тяжелы. Как ими идти, как ими ступать по степям Таврии?..

— Вста–ать!

Встань и ты, если наш. Встань и слушай повелительный возглас, вскаляющий кровь, — возглас, следующий по уставу, блюдимому нами, — «Встать!».

А если ты не наш, если ты враг, — присутствуй здесь и гляди на то, что произойдет. Гляди, недострелянный! Гляди, пока жив! И слушай, слушай!

Бойцы, повстанцы Украины, встали. И за возгласом «Встать!» по степи таврической лег клич:

— Вперед!

— Вперьод!

Вперед, хлопцы! Вперед, товарищи! С нами! Мы идем в атаку! Мы идем брать Мариуполь. Сегодня, 24 марта 1919 года.

Ты был, родной, в атаке? Был? Дай, старый боец, руку на ходу. Шире шаг! Пошли!.. Идем сегодня снова!

А ты, комсомолец? Идем, браток. Ты много увидишь и поймешь сегодня…

По степи таврической — тяжелая поступь бойцов. Нет еще встречных пуль, но сердце бьется неровно. Что будет сегодня, что будет сегодня?

Город молчит… Море молчит… Небо молчит… Только степь гудит… Наши глотки гудят… В твою славу, за твою жизнь, Украина, — и пусть! — гудят перед нашей смертью!

Город заговорил:

— Дывись, Яким Хрущ упал.

— Хто там коло ранетых, остановывсь? А ну, вперьод!

— Дывись, Трохим Коцура упал.

— Вбыт. А ну, ходом!

Дивись, Украина! Дивись! Партизаны идут, не идут — лётом рвут. Ах, пули бьют, бьют… По наше мясо плачут, кричат. Чуешь, Украина? Чуешь, мати?!

В цепи и матросы, бригаде в помощь данные, летят. Ходом! Ходом!

Жарко бежать в атаке, тяжело бежать. Двести патронов на теле, и каждый патрон более пяти золотников.

Пули бьют, бьют… Глухим бы сделаться. А ну, не робеть! Швидче! Кто там в землю лезет?..

— Партизани! Товариство! А ну, разом, а ну, визьмем! Вперьод!

И, наискось держа винтовки затворами у глаз — хоть одна бойцу от пули защита! — кидаются партизаны к первым домам. За вильну Украину!

Опалены вражьими выстрелами брови и ресницы, и опять падают повстанцы. Умирающие дышат кислым запахом бездымного пороха. Залегли все. Сливают кровь раненые, и идет от нее пар.

Примолк город. Белые держатся.

И когда примолк, — еще раз рев по его стенам шарахнул:

— Виддай Мариуполь!

Братки хрипят:

— А ну, дай море!

От бега тяжелых ног задрожал город.

— Отдай!

— Видда–а–ай!..

Третья бригада повстанцев вошла в Мариуполь, Белых — в пыль. Штаб бригады быстро и победно дал телеграмму: «Мариуполь занят». И дальше стучат юзы…

Что будет сегодня! Что будет сегодня!

И в тот же день, следом за атакой, паровоз по рельсам прыгает, мотается, семьдесят верст в час идет, ветер свистит, — рот и нос забивает. Стук на стыках, как пулеметный, — в одно сливается. Рви, ай, рви!

К Азовскому морю три матроса летят в третью бригаду, чтоб обстановку узнать. Машинист из окошка руку свесил, на руке стальная цепь–браслет — знак силы и верности. Машинист свой — с эскадренного миноносца Черноморского флота «Гневный».