Лев Успенский: Пулковский меридиан

Или вот: тучный, одышливый петербургский генерал в шинели на красной подкладке! Генерал — так почему же он положил на трясущиеся колени соломенную корзинку для провизии, с какими кухарки бывало ходили по лавочкам? Петербургский — так что ему этот чухонский Гельсингфорс? А вон тот, совсем уже непонятный — не то грек, не то итальянец, не то марсельский француз, у которого подмышкой колоссальный министерский портфель? Кто он? Чего ради принесло его сюда, в Финляндию? Чего он ищет тут, а?

Впрочем, трамвай докатился уже до Розавиллы. Последние пассажиры, поспешно договаривая, вышли на весенний снег и талую землю. Кондуктор снял с места стеклянную смешную копилку, в которую полагается в Финляндии опускать проездную плату, собрал столбики разменной монеты и ушел.

Молодой человек, теперь уже совершенно не торопясь, тоже вышел на площадку, постоял, достал пачку сигарет, надорвал, закурил…

Небо светлело все определеннее. В вершинах деревьев ветер шумел к близкой оттепели. Синицы в черных галстучках прыгали по ветвям… Кто знает? Может быть, вчера или на той неделе они так же кувыркались там, по ту сторону рубежа, у большевиков? Птицы! Им нет запретных путей!

Вагон, поблескивая на пробивающемся из-за туч солнце, стоял. Пружины его рессор медленно распрямлялись. Пассажир в кожаной одежде не спеша прогуливался вдоль шоссе. Сизый дымок сигаретки расплывался в чутком воздухе весны…

Однако когда кондуктор вернулся из дежурного помещения, молодой (или — моложавый) человек этот уже сидел опять на старом месте; равнодушным жестом он вторично протянул 15 пенни за проезд.

Кондуктор пристально вгляделся в такого пассажира: мир полон, видимо, чудаками! Прыгнуть на полном ходу в трамвай, точно торопишься куда-то сломя голову, доехать до петли и воротиться обратно?.. Впрочем — теперь тут, в Суоми, можно было и не на такое натолкнуться! Удивляться финны отвыкли давно…

Вагон катился обратно. Пестрая, смешанная публика, какой раньше и не видывали в тихой Гельсинки — русские чиновницы с маленькими детьми; мальчишки-грумы в галунных фуражках из французских, английских, немецких отелей; германские офицеры с удрученными, убитыми горем лицами побежденных; моряки с антантовских судов, стоящих в Або и других незамерзающих портах; какие-то подозрительные личности, с чрезмерно бодрыми усиками, с бакенбардами, с цветистой мишурой и эмалью бутафорских значков, похожих на ордена, на отворотах пальто, — входила в вагон и выходила из него…

Люди теснились, толкались… Слышалась не финская, непонятная речь. Старые дамы с неприязнью, почти с ужасом оглядывали задорные шляпки говорливых молодых женщин. Люди извинялись, спорили, острили на самых разных языках, мало заботясь о том, чтобы их понимали.

Впрочем, кто-то уже спрашивал с удручающим акцентом, где находится музей «Атенеум»? Кто-то требовал, чтобы ему указали «Лондон-магазин», кофейню Экберга, отель «Сосьетэтсхюс», отель «Кэмп»…

Молчаливые гельсингфорцы только ежились да супили белые брови: «Съедят! Съедят в несколько глотков и „Атенеум“ и отель „Кэмп“ — все! Всю Финляндию!..»

А впрочем, у этих обжор в карманах звенело золото, шуршали бумажки… Ничего, очевидно, не попишешь: служи непрошенным хозяевам, старый суомалайнен [1] Финн (финск.) . ,— они щедро платят чаевые!

…Снова Западное шоссе; опять Абосские казармы; еще раз Западная Генриховская… вот и «Студенческий дом».

Местная публика зашепталась: в вагон вошел маленький японец с лакированным желтым личиком. Красивая молодая женщина, ростом много выше своего спутника, видимо русская, шла впереди… Японец! Фу-ты ну-ты! И эти появились!

Пассажир в кожаной куртке тоже покосился на желтолицего, но не встал, а, наоборот, резко отвернулся в переднее окно. Так он сидел до Рыночной площади, пока странная пара не сошла… Гм! Куда же он едет?

Впрочем, если у тебя есть деньги в мошне, так почему не ездить из конца в конец по чужому городу, пока не обалдеешь? Это как будто называется — туризм…

…За Салуториет, за рынком, народа в вагоне, как всегда бывает зимой, почти не осталось. Трамвай свернул вдоль набережной. Навстречу пробежало несколько такси. Странный пассажир невидящими глазами глядел на покрытое льдом море, на островки Блэксгольмгрунд и Блэксгольм, темневшие над его белой пеленой… Внезапно он повернулся к кондуктору.

— Эй, кумппани! [2] Приятель, товарищ (финск.) . — проговорил он настолько неожиданно по-фински, что кондуктор даже вздрогнул от удивления. — Что это — именно отсюда русские в прошлом году увели свои корабли? Ловко было сделано, не так ли? Раз, два, три: есть лед и есть флот… Юкси, какси, кольмэ [3] Один, два, три (финск.) . — лед остался, а флота и в помине нет! Мне это нравится! Здорово!