Виктор Баныкин - Андрей Снежков учится жить.

Свистящим шепотом Иван говорит что-то еще, но что — я уже не слышу.

Идет урок литературы. Вдруг — шлеп! — на парту записка!

«Есть одно гениальное предложение. Чур, только секрет! На перемене расскажу. Борис».

Складываю записку, а через плечо Максим заглядывает (мы с ним соседи по парте):

— Тоже писульки от девчонок?

— Не-ет, — отвечаю. — Парень один пишет.

— Врешь? — не отстает Максим.

— Ей-ей, не вру! — Вижу по глазам — не верит Максимка. Взял и сказал: — От Борьки, доволен?

Максим сразу поджимает губы и отворачивается. Они теперь с Борисом, после того случая, не разговаривают.

Но вот и звонок. Борис ждал меня уже в коридоре. Взял за руку и повел в самый конец, к запасному выходу — там было сумрачно и пусто.

— Хочешь, старик, повеселиться? — с таинственным видом начинает Борис, потирая руки. — Такой подвернулся случай!

Молча жду, что он дальше скажет. А Борька наваливается мне на плечо и шепчет, как заговорщик:

— Укатили в Самарск мои благоверные. И вернутся лишь завтра вечером... Смекаешь? Прекрасный случай устроить маленькую домашнюю вечеринку. Примешь участие?

— А что мы будем делать?

— Мало ли что! Потанцуем, послушаем пластинки... у нас всяких полно!

— Еще кто будет?

— Девочки — Нелька с подругой. Помнишь Нельку? Она в прошлом году бросила школу.

— Помню. — Я помолчал. — А если одним... без девчонок?

— Чудик! — Борька смеется. — Ну что за вечеринка без девчонок? Да ты не бойся, не съедят же они тебя! Приходи, Андрей, часиков в восемь. Идет?

Мне не хотелось идти к Борису на эту его вечеринку, но он не отставал до тех пор, пока я не согласился.

«Ну ладно, схожу, — думал я по дороге домой. — Пожалуй, не мешает немного встряхнуться».

Когда вечером собрался к Извинилкину, маме сказал, что иду помогать товарищу чинить радиоприемник. (Почему-то язык не повернулся сказать про вечеринку.)

Вчера не брал в руки дневник. И весь этот день до того было противно на душе, словно мне туда наплевали. А виной всему эта проклятая вечеринка. И зачем я, дурак, туда сунулся?

Расскажу все по порядку, хотя вспоминать об этом тошно.

К Борису пришел ровно в восемь. Едва постучал в дверь парадного, как ее тотчас открыли. Борька потащил меня в прихожую, от него несло одеколоном. Не люблю, когда мальчишки одеколонятся! По дороге Борька шепнул:

— Учти, твой объект — Нелька, а мой — Сима, ее приятельница. Договорились?

— А зачем она мне... Нелька? — начал было я, но Борька перебил:

— Ну что тебе стоит... ну, чуть так за ней поухаживать? Вот увидишь сейчас, какая она стала... Пожалуйста, только не будь букой!.. Раздевайся, вешай сюда.

В комнате, куда меня провел Борис, горела люстра, а на столе... ну, точно праздник какой-то собирались отмечать! Тарелки с разными закусками, конфеты и даже... две бутылки. Одна с красным вином, а вторая с водкой. И за этим праздничным столом уже сидели расфуфыренные Нелька и ее подруга — такая же полная девчонка, и тоже, как и Нелька, завитая и накрашенная.

— Андрюша, приветик! — закричала Нелька, вставая из-за стола. Можно было подумать, что мы с ней не видались всего лишь день или два, никак не больше. Все так же радушно и весело Нелька продолжала: — Знакомься — моя закадычная, моя верная подружка Симона! На одном фронте с ней потеем. На фронте нарпита.

Смотрю, и Борька разнаряжен. Один я в своем постоянном «снаряжении»: в лыжной куртке и помятых старых штанах.

Порхая бабочкой, подлетела Нелька и потащила знакомиться с Симой — то есть Симоной.

Сели за стол. Рядом со мной Борис пристроил Нельку, а возле себя посадил ее подругу. Потом в рюмки всем налил водку.

— Не буду, — сказал я и отставил от себя рюмку.

— Неужели ты все еще одно парное молочко пьешь? — чуть насмешливо спросила Нелька, ласково трогая меня за плечо. От нее тоже пахло какими-то крепкими духами. Хитрые, черные, быстрые глаза смотрели, казалось, в самую душу.

Как она, Нелька, изменилась за этот год! Прямо-таки не узнать в ней бывшую ученицу восьмого «Б». И неужели это она когда-то треснула меня по голове портфелем?.. Да, ничего не скажешь, Нелька стала настоящей... настоящей красивой девушкой. Только уж что-то кричащее, неестественное было в ее красоте.

— Не ломайся, Андрюша, выпьем! Выпьем за нашу школу, за все, что было и чего не вернешь! — говорила Нелька, опять ставя на прежнее место мою рюмку.

— А ты не жалеешь, что бросила школу? — спросил я, все еще не отводя от Нельки взгляда.