Кирилл Ласкари: Двадцать третий пируэт

Но в последнее время, стоило ему прилечь, как перед глазами возникала ярко-красная спираль, быстро бегущая по черному глубокому фону. Градов открывал тяжелые веки, однако спираль не пропадала.

Голова становилась чужой. Особенно затылок.

Как-то после вечерней репетиции он пошел в душевую. На вешалке висели два полосатых махровых халата и полотенце. Свой шелковый, в «огурцах», Игорь повесил рядом.

Крайняя от дверей кабина была свободна. Из соседних доносились голоса и звук падающей воды. Игорь взялся за четырехлистник крана…

— …как они мне осточертели, — говорил кто-то за перегородкой, — Ты сколько в театре?

— С этим сезоном — три.

— А я — семнадцать. Повидал гениев на своем веку. Потри спину. Они думают… Три сильней, не бойся… Думают, что если заставят массу делать сложности, которые раньше и солисту не снились, то все о'кей. Новое слово в хореографии… Три, три, не боись… Новаторы хреновы… Хорошо! Хотел бы я посмотреть, что за шедевры он наставил в Ленинграде. Сомневаюсь… Спасибо, молодец. Давай я. Да нагнись ты!..

Так и не открыв крана, Градов вышел в предбанник. Надел халат и тяжело зашлепал «резинками» по коридору. В голове гудело. Хотелось запрокинуть ее. Тогда боль слегка отпускала.

Идти в гости желания не было.

Приглашение ведущей балерины театра явилось для него полной неожиданностью. Балерину знал весь мир. Познакомились они в Ленинграде, на одном из спектаклей. Шел «Икар из московитов». В антракте Балерина приходила за кулисы и говорила много лестных слов. Затем они виделись на худсовете — обсуждался макет его спектакля. Мимоходом она заглядывала на репетиции. Вот, пожалуй, и все. В его спектакле Балерина участия не принимала.

Раньше от такого приглашения он взлетел бы на двенадцатый этаж, не прибегая к помощи лифта. Сейчас каждый шаг отдавался где-то в затылке глухой, но ощутимой болью. Градов запрокинул голову.

Дверь открыла она сама.

Есть женщины, о которых говорят — роскошные. Именно такой была уже не молодая Балерина. Нет, не красавицей. Но весь ее облик, каждое движение тела, полет изумительных рук создавали ощущение гармонии и совершенства.

Она провела Градова в столовую, обставленную старинной мебелью и освещенную бронзовой, с черной тарелкой, люстрой. Из колонок лилась тихая, грассирующая песня. Он узнал голос Азнавура.

— Что будете пить, Игорь? — спросила она красивым грудным голосом. — Виски, коньяк, водку?

— Если можно, коньяк. У вас курят?

— Конечно. Курите. Что вы такой мрачный? Расслабьтесь. — Она протянула ему бутылку. — Откройте, пожалуйста. Как прошла репетиция?

— Все в порядке. Спасибо, — ставя бутылку на стол, сказал Игорь.

Она плеснула коньяку в пузатые бокалы.

— За вас! Ваши успехи. Вы ведь помните, «Икар» мне очень понравился. Это я вас рекомендовала в наш театр.

— Спасибо. Я не знал. Ваше здоровье. — Они чокнулись. Игорь выпил.

— Скажите, пожалуйста, — грея бокал в руке, сказала Балерина. — Только, ради бога, не обижайтесь. То, что я видела на репетициях… это окончательный вариант или… Как бы поточнее сказать? Знакомство с труппой?..

— Вас что-то не устраивает? — тихо спросил он.

— Не то, чтобы не устраивает, — засмеялась она. — Совершенно другой почерк. Если бы я не знала, что это поставили вы. Ради бога, простите, я бы не поверила. Нет, конечно, так тоже можно, но…

В соседней комнате зазвонил телефон.

— Извините. Да, у меня… Нет, недавно… Еще нет… Это не телефонный разговор… Хорошо… Поняла. До завтра.

Градов слышал разговор Балерины и понял, что приглашен сюда не случайно.

Он опустился в глубокое кресло. Рядом на инкрустированном столике лежали стереофонические наушники. Он машинально надел их и повернул рычажок на радиоустановке.

Голову заполнил голос Азнавура.

Градов видел, как с подносом в руках вошла Балерина. Как поставила поднос на стол. По движению губ понял, что она что-то говорит. Но снять наушники у него не было ни сил, ни желания.

Вдруг пение заглушил резкий, пронзительный свист. С правой стороны у глаза возникла черная квадратная пустота, по которой пронеслась алая спираль. Балерина начала расплываться.

Вера закрыла книжку и погасила свет. Петлик, несмотря на категорическое запрещение, тут же влез на тахту, лег в ногах и устроился поудобнее.

Веру разбудил лай Петлика и телефонные звонки. Она босиком подбежала к телефону.

— Вера Николаевна, извините, что так поздно, — говорил женский голос. — Это Градова.