Ирина Велембовская - Немцы

— Работа в лесу и свежий уральский воздух сильно возбуждают аппетит, господин офицер, — сказал он, воткнув топор в ствол дерева. — Если бы нас получше кормили, мы могли бы и работать еще лучше.

Лаптев перевел Хромову его слова. Тот рассердился:

— Какого же им еще нужно? Три раза в день они получают горячую пищу, восемьсот грамм хлеба. Не пирожными же их кормить?

— Кстати, обед им еще до сих пор не привезли, — заметил Лаптев, — а уже второй час.

А Хромов уже пошел дальше.

— Вот видишь, — через плечо сказал он Лаптеву, — они могут работать, если захотят. Значит, нужно на них жать. А всякие ихние недовольства нечего выслушивать. Они, видно, забыли, что они в плену.

— Иногда выслушивать не мешает, а то мы вряд ли добьемся от них хорошей работы.

— Рассусоливать с ними я не намерен, — резко оборвал комбат. — Можешь сам этим заниматься, это больше по твоей части. А у меня свои меры… Петухов, подашь мне сегодня рапорт о выполнении нормы по твоей роте.

— Есть, — ответил не совсем довольным тоном Петухов.

Обойдя всех немцев из первой роты, комбат понял, что норму они вряд ли выполнят. Появление офицеров в лесу переполошило и без того суматошных немцев, женщины плакали, боясь предстоящего наказания.

— Паршиво у тебя идет дело, — сказал Хромов Тамаре. — Чем ты можешь это объяснить?

— За один день не обучишь людей работать, — угрюмо ответила она.

— Подумаешь, какое искусство — дрова рубить, — недовольно отозвался комбат, — что это, на гитаре играть, что ли?

— Да на гитаре-то им легче научиться, чем лес валить. Что же вы хотите, если они в первый раз в жизни взяли пилу и топор в руки? Нужно их учить, а не застращивать, — глядя прямо Хромову в глаза, выпалила Тамара.

Комбат шагнул к ней и грубо взял за плечо.

— Ты это что же, меня учишь? Меня, командира Красной Армии! Ты еще сопля! Поняла?

— Рукам воли не давай, товарищ Хромов, — раздался позади голос Татьяны Герасимовны. — Тут тебе не жены и не ухажерки, — она отстранила Хромова от Тамары и загородила ее своим большим телом. — Уж ты давай, командуй у себя в лагере, а в лесу мы начальники.

Тамара отвернулась и, чтобы скрыть слезы, бросилась в сторожку, где Влас Петрович точил топоры и пилы.

— Ты чего, Тамара Васильевна, заревана? — спросил старик. — Уж не немцы ли тебя обидели?

— Нет, свои, — тихо ответила она, села в угол и стала жевать печеную картошку, которую Влас Петрович приготовил ей на обед.

Комбат с Петуховым уехали, а Лаптев, завидев Татьяну Герасимовну, решил задержаться.

Наконец привезли обед на двух подводах, и Тамара побежала звать своих немцев. Услыхав про обед, все побросали работу и помчались к сторожке. Девчонка, привезшая обед, испугалась не на шутку, когда из леса вылетела целая ватага здоровенных мужиков и плотно окружила сани. Взмахнув черпаком, девчонка закричала:

— Что вы, с цепи сорвались, что ли? Отойдите сейчас же от термосов! Прольете — сами не жравши останетесь!

Лаптев и Татьяна Герасимовна поспешили на выручку.

— Станьте в очередь! — приказал Лаптев. — Чем больше будет порядка, тем быстрее получите.

Мисок для первого и второго в отдельности не хватало. Штребль махнул рукой:

— Лейте все в одну!

Его примеру последовали и другие. Только самые привередливые, вроде Чундерлинка и Ландхарта, предпочли встать в очередь во второй раз. Штребль, который ужасно проголодался, изо всех сил стараясь выполнить норму, с жадностью ел щи и гороховую кашу, и ему казалось, что он мог бы есть бесконечно. Женщины ели не спеша, и некоторые даже не осилили свою порцию. Хлеб они подсушивали над костром, насадив его на прутик.

Со второй ротой оказалось значительно труднее: крестьяне не признавали порядка, и, сколько Лаптев ни кричал, все получалась не очередь, а толпа. Стоило девчонке зазеваться, как из корзины исчезло несколько кусков хлеба. Недостача обнаружилась только тогда, когда не хватило хлеба последним. Девчонка пришла в ужас, а немцы, оставшиеся без хлеба, принялись причитать и браниться.

— Кто из вас взял лишнюю порцию хлеба? — строго спросил Лаптев. — Лучше сознавайтесь сами, хуже будет, если на вас укажут другие.

Немцы молчали, продолжая чавкать.

— Вашим четырем товарищам не хватило хлеба! Как вам не стыдно! — попытался увещевать их Лаптев, но заметив, что немцы не обращают на него никакого внимания, заорал: — Встать! Если не признаетесь, завтра все будете без хлеба сидеть!

Бледный, худой подросток, поставив миску на пень, дрожащим голосом сказал: