Юрий Абдашев - Ветер удачи

Однажды Сашка сказал мне:

— Послушай, Женька, перестань лизаться с собакой. Старший лейтенант, однако, прав — глисты будут. Лучше бы имя ей придумал. Человек без имени и тот вне закона…

И тут началось. Посыпались самые неожиданные предложения.

— Может, Джу-ульбарс? — неуверенно спросил Брильянт.

— Дура! — разозлился Витька. — Это же тебе не пограничная собака.

— Надо что-нибудь такое, — и Соломоник сложил пальцы щепоткой, — военное. Может быть, Боек, а? Звучит!

— Слишком воинственно и не смешно, — запротестовал Лева.

— О, придумал. Нагель! — сказал Сорокин. — Тоже по матчасти…

— Да что он у нас, однако, немец, что ли? — возмутился помкомвзвода.

За спорами мы не заметили, как в красный уголок вошел наш лейтенант.

— Я уже слышал, чем занимается взвод. По-моему, у вас нет ни юмора, ни фантазии. Назовите пса Антабкой, — сказал Абубакиров. Он явно имел в виду устройство для крепления ремня на винтовке…

Вмешательство командира взвода в неожиданный спор обрадовало нас, поскольку это делало его невольным соучастником нашего заговора. Во всяком случае, мы могли быть уверены, что он не станет чинить препятствий и собаку мы сохраним.

Меньше всего мы ожидали от Мартынова, что он смирится с существованием какого-то приблудного пса в расположении роты. Но, к нашему удивлению, старший лейтенант Антабку просто не замечал, либо делал вид, что не замечает. Примерно так же относился к собаке и командир батальона. Старшина Пронженко ухмылялся, глядя на наши новые заботы.

— Мало вам вошей, — беззлобно покрикивал он. — Вы мэни ще и блох принэсэте.

Единственным человеком, сам вид которого уже приводил нас в трепет, был начальник училища подполковник Лисский, хотя за все это время ничего плохого от него мы не видели. Просто слишком велика была дистанция между нами и слишком неприступным был его вид. Подполковник мог в окружении небольшой свиты появиться в казарме и, заметив пыльное глухое окно, молча начертать на стекле пальцем: «Дежурному — трое суток ареста». И больше ни слова.

Когда рано утром на территории слышался срывающийся голос дежурного командира, во всю мощь своих легких подававшего команду: «Училище, смирно!», по коже у нас ползли мурашки и мы замирали на месте. Так в детстве мы застывали в самых неожиданных позах, когда периодически возникало поветрие совершенно дурацкой игры «Замри!».

Начальник училища не допускал никакого панибратства между старшими и младшими по должности, со всеми был подчеркнуто официален, сух и по-деловому краток. Он придерживался известного принципа — командир должен быть строгим, требовательным и справедливым. Говорили, что он потомственный ленинградец. Мы знали о болезненной чистоплотности подполковника и не без основания полагали, что, если однажды его путь пересечется с путем приблудного пса, для Антабки это будет конец.

В тот день мы поотделенно отрабатывали ружейные приемы невдалеке от казармы. Дневальный по роте Юрка Васильев с ведром и шваброй убирал на крыльце. Антабка, выбравшись из своего логова, лежал в тени под стенкой, отгоняя хвостом мух. Не заметить его было невозможно. И вот тут-то из-за угла соседнего строения появился сам подполковник в сопровождении полкового комиссара Чурсина и начальника учебной части майора Рейзера.

Выслушав до конца доклад Абубакирова, подполковник закурил и направился к казарме. Юрку Васильева с крыльца словно волной смыло. Не дойдя шагов десять до вкопанной в землю бочки с двумя скамейками по сторонам, Лисский остановился, молча уставившись на ничего не подозревавшего пса. Губы его сложились в насмешливую улыбочку, не сулившую ничего доброго. Он повернулся и, ни слова не говоря, посмотрел на нашего лейтенанта. Абубакиров слегка покраснел, но в остальном оставался таким же невозмутимым и спокойным. Мы замерли, ожидая страшной развязки.

И вдруг Юрка Васильев, прислонив к стене швабру, сделал три шага вперед и громко прокричал:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

Начальник училища посмотрел на Юрку чуть удивленно, как-то странно крутнул головой и сказал:

— Обращайтесь.

Юрка строевым шагом приблизился к подполковнику и остановился от него чуточку ближе, чем полагалось по уставу:

— Это личный вопрос, товарищ подполковник. Если разрешите, я хотел бы один на один.

Мы не верили своим ушам. Даже Абубакиров, как я заметил, растерялся. Подполковник, казалось, заколебался на какое-то мгновение, но тут же, метнув короткий взгляд на комиссара, согласился;