Абдурахман Абсалямов - Белые цветы

— Прости… простите… — бормотал Мансур, бросившись к ним.

— Ничего, я все знаю… Ты не беспокойся… Ведь завтра весь день наш, — измученным голосом сказала Гульшагида и провела рукой по его волосам. — Ты очень устал? Пойдем, дома тоже знают.

Свадьбу собирались провести без особого шума, скромно, но когда начали составлять список приглашенных, ясно стало, что наберется человек пятьдесят.

— Ты, свет мой Гульшагида, — уже не первый раз напоминала Мадина-ханум, — никого из своих не забывай. Хоть из города, хоть из деревни — всех зови.

Гульшагиде почти некого звать из деревни. Ну, Сахипджамал, потом Бибисара и Аглетдин-абай… Да еще два-три человека больничных коллег, если они будут свободны от дежурства.

Посоветовалась с Мансуром. Потом позвонила в Акъяр, вызвала к телефону Бибисару передала ей, кого следует пригласить.

Теперь самые большие заботы — приготовление угощений да убранство свадебного зала. Старые, тяжелые, потемневшие от времени люстры заменены новыми, более легкими. На книжные шкафы поставлены вазы с цветами. Повешены нарядные гардины и занавески.

Гульшагида переживала самые счастливые дни своей жизни. Маленькая Гульчечек сперва смущалась, не знала, как называть ее. Девочке никто не подсказывал: как-то неуместным казалось внушать ребенку то или другое. И вдруг однажды она сама назвала Гульшагиду мамой. Это было сказано за столом, перед всей семьей. Каждый понял, что именно в эту минуту кончилось сиротство для ребенка.

Готовить угощение для пиршества пригласили женщин со стороны, у Мадины-ханум нашлись давние знакомые — мастерицы этого дела.

Гости из деревни прибыли на день раньше назначенного срока. Хотя Гульшагида всем дала свой новый адрес, они предпочли остановиться на старой квартире невесты — у Хатиры-апа.

Правая рука Сахипджамал ради предстоящего торжества была украшена старинным бирюзовым браслетом. Лицом она вроде бы помолодела и совсем не жаловалась на здоровье.

Аглетдин-бабай в меру подправил усы и бороду, приоделся и тоже выглядел молодцом. Новая черная тюбетейка на голове надета набекрень.

— Вместе с гостем в дом входит добро, — радушно встречала приезжих Хатира. — Мы очень рады, располагайтесь, отдыхайте.

Едва дородная Бибисара опустилась на стул, он жалобно заскрипел под ней.

— Дальняя дорога — сущие муки ада, — жаловалась Бибисара. — Все внутренности растрясло, пока ехали в этом самом автомобиле. Двадцать пять лет я никуда не выезжала из Акъяра и, если б знала, что такая тряска ждет, с места бы не тронулась.

— Э, Бибисара-апа, не сочиняй пустое, — возразила Сахипджамал. — Люди подумают, что правду говоришь. Сама ведь всю дорогу твердила: «Автомобиль не телега, согласна каждый день в гости ездить».

— Ай, Сахипджамал, по-твоему, нельзя и пожаловаться малость? В прежние-то времена гости из соседней деревни, как приедут на свадьбу, три дня подряд охают: «Ну и дороги у вас — не приведи бог! Кабы не такое почетное приглашение, ни за что не поехала бы!» А мы, Сахипджамал, до самой Казани ехали — так неужто нельзя себе Немножко цену набить?

Аглетдину-бабаю нет дела до женских разговоров. Он ушел на кухню, развязал свой мешок и позвал Асию.

— Это, дочка, тебе, — сказал он.

— Мне? — удивилась Асия. — А что это такое?

— Вот это лесные орехи, полезно для таких тоненьких, как ты. Ну, в этой банке мед липовый. Язык у тебя и без меда сладкий, да ведь доктора говорят, что мед полезен для сердца. А вот — сушеная ягода кага, очень хороша к чаю, особенно после бани. Тебе поправиться не мешает, не то ребра наружу выступают… Твоя-то свадьба скоро, что ли? — Усмехнулся он в бороду. — Думаю, за женихом не будет остановки.

— Едет, едет мой жених, — не замедлила ответить бойкая Асия. — Уже и отпуск получил.

Тут хозяйка подложила углей в самовар, и, когда он закипел, все уселись за стол. Смешав плиточный чай с индийским, они услаждали душу, со вкусом ведя неторопливый разговор, где каждое слово было к месту, имело свою цену.

— Хатира-апа, — начала Сахипджамал, вытирая концами платка капли пота на лбу, — приехать-то мы приехали, — раз пригласили, нехорошо отказываться, — а на душе у нас неспокойно. Свадьба-то ведь городская, а у нас что разговоры, что гостинцы — все деревенское. Удобно ли получится?

— А наша Гульшагида разве не деревенский человек? — возразила ей Бибисара. — Однако — делегатка! А жених хоть и городской, но все же не делегат.

— Погоди, Бибисара-апа, — прервала Сахипджамал. — Этак никогда не уравняешь весы — то одна тарелка поднимется вверх, то другая.