Анатолий Хорунжий: Неоконченный полет

Нет, это был не ты, Шандор, если так равнодушно сидишь в кресле за рулем, если не чувствуешь, как я перелистываю в памяти тот далекий день из жизни венгерской семьи. Припоминая мать и мальчика, я думаю и о тебе. Ты больше не озираешься, и хорошо. Не отвлекайся от «икаруса» Я еще уловлю минутку, когда будешь свободным, и расспрошу, есть ли у тебя отец. Жив ли он?..

В тот вечер в венгерском доме, когда насупившийся мальчишка наконец слез с печи — мы долго звали его к себе по имени, подсказанному матерью, звали Шандором, потом Александром, Сашей, — мы услышали печальную историю о его отце.

Кто соберет по всей планете зерна боли, жгучие слезы, посеянные войной? Хозяин этого дома, молодой мадьяр, солдат гитлеровской армии, пал в бою на Украине. Его товарищи не переслали сыну даже окровавленной, пробитой осколком шапки. Комья мерзлой земли упали на грудь черноусого мадьяра, похороненного без гроба и почестей. Когда в сорок пятом через село прошли советские освободительные войска, Шандор несколько дней метался по бурьянам, высматривал из зарослей советские машины. Его руки сжимали камни. И вот он избрал нашу.

Мы наложили мальчику полную пригоршню кускового сахара, подарили звездочку. Детское сердце отходило и теплело медленно, а глубоко посаженные черные глазенки никак не отваживались посмотреть доверчиво. Утром Шандор сам принес из колодца воды, полил на руки майору, у которого вспухла щека. Потом все пошли к машине.

— Вот у нас стекло разбито, — показал я Шандору.

— Ой! — ужаснулся мальчик и обеими ладонями прикрыл отверстие. Виновато-жалобно перебежал глазами по нашим лицам.

Мы уселись на свои места. Мальчик не отступал от машины, прижимался к ней, похоже было — хотел что-то сказать. Мать стояла в стороне, все видела, украдкой вытирала слезы.

Мы двинулись. Шандор быстро-быстро что-то сказал марийцу. Мы отъехали — мать и сын стояли над дорогой.

— Что он тебе сказал? — спросил я марийца.

— Просил привезти с войны его папу.

Мы взяли из того бедного крестьянского дома частицу большой печали и оставили там что-то от нашего сердца...

С того времени прошло больше четверти века. Теперь нас роднила с Венгрией дружба. Естественно, что, путешествуя по этой стране, я стремился обнаружить конкретный, живой образ обновления.

Искал бывшего мальчишку Шандора.

И на узкой дороге «икарус» не сбавлял скорости. Вихрем влетал в сельские улицы, разбивая ветки вишен и слив. Гуси разметались в разные стороны, как перья на ветру.

Туристы переглядывались между собой. Моя соседка сосредоточенно смотрела на дорогу. Иногда кто-то наклонялся к ней, говорил что-то в утешение, но волгоградка уставилась взглядом в даль.

Наконец заговорил в микрофон наш гид:

— Таким образом, наш «икарус» приближается к городу Сольнок. Его основали в пятом столетии римские Легионеры...

Сольнок начался разноцветными домиками, живописными усадьбами, а вскоре дорогу обступили высокие строения города. В центре высился белой колонной монумент.

Мы остановились у памятника.

Туристы еще сидели на местах, когда Шандор взял в руки обернутый в целлофан букет цветов и встал. Гид говорил об эклектическом стиле домов, стоявших вокруг площади. Шандор подошел к нашему ряду и подал моей соседке цветы. Женщина заплакала. Ее взяли под руки, и мы, выйдя из автобуса, группой направились к памятнику. Цоколь был испещрен надписями фамилий на русском языке.

Замерли у памятника молодые и седые люди. Ветер шелестел пожелтевшей листвой.

Шандор стоял задумчиво в стороне, один, склонив голову. Его пальцы механически перебирали ключи автобуса.

Руководитель нашей группы сказала несколько слов о Советской Армии, принесшей освобождение Венгрии от фашистских оккупантов, о Сольноке, об отце нашей попутчицы.

Волгоградка на прощание поцеловала мрамор с фамилией отца.

Наш «икарус» помчался по знакомой дороге назад.

Солнце нависло над горным горизонтом, слепило. Шандор опустил щиток на переднем стекле, включил приемник. Теперь мы сообразили, что Сольнок отнял у нас два часа, что мы намного запаздываем с прибытием на базу. Никто, понятно, не думал упрекать за отклонение от маршрута. Удобно устроившись в креслах, мы чувствовали, что Шандор нажимает на скорость. Действовал несколько странный комплекс чувств: мы все были за то, чтобы свернуть на Сольнок, и Шандор согласился сделать крюк километров на сто, но наверстать потерянное надлежало водителю.