Константин Ваншенкин - Большие пожары

Теперь он снова мчался по длинной ночной дороге, по холодку, и если прежде грохал изредка позади на выбоинах прицеп, то теперь порой гремела пустая цистерна, по которой светлели в темноте буквы: «огнеопасно».

Он сидел, опустив боковое стекло и выставив наружу левый локоть. Бремя от времени впереди, далеко-далеко, возникало зарево, оно росло, будто разгорался лесной пожар или вставала луна, но это был не пожар и не луна, потому что он давно уже выбрался из тайги и ехал степью, а луна давно стояла над ним. Зарево опадало, а вместо него появлялись лучистые фары встречной машины, они приближались, мигали, слабли, чтобы не ослеплять его, встречная с мгновенным шуршанием проносилась мимо, и вновь наступала тишина.

Иногда он машинально длинно сигналил в ночь, просто так, от нечего делать. Сигналить здесь разрешалось — не в городе, но это не доставляло ему удовольствия.

Сергей прыгнул последним. Встречный воздух отбросил его назад, а за спиной вытяжная веревка раскрыла ранец, вытянула стропы и купол. Потом его привычно тряхнуло динамическим ударам, и после этого ан тоже привычно, уже непроизвольно, задрав голову, посмотрел вверх, цел ли купол, к этому движению его давным-давно приучили в армии.

В стороне, над вечереющей, потемневшей тайгой, но еще в светлом небе разворачивался их «Антон».

Сергей посмотрел вниз — прошло всего мгновение после раскрытия купола, но для него это было довольно долго, и при надобности он мог многое сделать за это время.: раскрыть запасный или, отклоняясь в сторону, начать скольжение. Но ничего этого не нужно было делать, купол был упруго наполнен воздухом, а сбрасывал их Бавин исключительно точно, насчет этого он был мастак. Когда их бросали на помощь соседним оперативным и приходилось порой иметь дело с другими летнабами, они всякий раз убеждались, насколько хорошо сбрасывает их Иваныч, те все же бросали «грязно», с погрешностями, а он был снайпер.

Сейчас Сергей, как в люльке, сидел на лямках подвесной системы, почти вися вверху над тайгой. Пожар был слева, километрах в двух, холодно темнела тайга, тускло мерцала внизу речушка. Площадка, где возле палаток стояли, ожидая его, ребята, была вполне приличная, он лишь чуть-чуть развернул киль купола, делая совсем небольшую поправку на точность приземления. Он опустился прямо перед палатками, коснувшись земли, хотел удержаться на ногах, но не удержался и мягко упал на правый бок, как положено.

«Антон» развернулся и, покачивая крыльями, низко прошел над ними — в направлении на пожар, чтобы на всякий случай еще раз сориентировать их на местности.

В вечернем воздухе, окружая их, густо вилась мошка-мокрец.

Геологи, их было трое, собирались завтра сниматься с этого места, за ними должны были прибыть их товарищи на лошадях, верхами. Но все это не интересовало теперь Лабутина. Он был занят делом, назначил дежурного, который должен приготовить ужин (вернее, это будет уже завтрак), охранять парашюты и другое имущество. Ребята быстро поставили две палатки, разобрали лопаты (взрывчатки сегодня, конечно, уже не будет,) и Сергей повел их по тропе, быстрей, быстрей, пока еще не совсем стемнело. Тропа была тяжелая, глинистая, в тайге было мрачно и холодно, сильно пахло дымом, как в выстуженной угарной избе.

Лабутин, светя фонарикам, еще раз рассмотрел схему пожара и стал расставлять ребят против кромки, по самому франту.

Движение пожара, как это всегда бывает ночью, почти совершенно приостановилось: упал ветер, и сильно увлажнилась росой лесная подстилка. Чтобы немного задержать огонь, они должны были прокопать до утра заградительную полосу длиной метров в семьсот, в темноте, среди стволов и корней. А там Иваныч подбросит взрывчатку.

Для начала Сергей расставил ребят с интервалом метров в пятнадцать. Они копали, стоя лицом к пожару, к дремлющему грозно пожару, к слабо мерцающему, вдруг кое-где ярко вспыхивающему и вновь опадающему огню.

...Наутро Малахов опять полетел с Бавиным, теперь бросать взрывчатку. Взрывчатка была не патронированная, а рассыпная, в бумажных мешках, применять такую очень неудобно. Сверху бумажные мешки обмотали авиазентом. В пассажирской кабине было просторно, напротив Малахова сидели оба практиканта и, не отрываясь, смотрели вниз. Когда Валька Алферов накренил машину, разворачиваясь над площадкой, а Малахова прижало к сиденью и за окном он увидел крутой, поросший лесом склон, палатки и людей, его неожиданно охватило смутное нежное чувство: он знал этих людей, ожидающе глядящих сейчас в высоту, он прилетел к ним, он представлял себе каждого, и они уже были ему дороги. С ними были связаны новые минуты его жизни, новые волнения и открытия.