Евсей Баренбойм - Доктора флота

Странное дело, он не волновался. Другие хирурги перед большими операциями нервничают, плохо спят, во время операции ругаются, швыряют инструменты, а он, наоборот, едва становится за стол и берет в руку скальпель, сразу все забывает и успокаивается. Он увидел на миг испуганные глаза сестры, сосредоточенное с каплями пота на лбу лицо начальника лазарета, дрожащие пальцы Клавочки, державшей бутылку с эфиром, Васятка взял два пинцета, поддел ими перикард, дал подержать пинцеты ассистенту, а сам осторожно рассек перикард и тотчас же началось сильнейшее кровотечение. Операционное поле мгновенно залило кровью. Тогда он запустил руку вглубь, вслепую нащупал гладкое пульсирующее сердце, ранку на его передней поверхности. Он зажал эту ранку пальцем и скомандовал:

— Шить, кетгут!

— Какую иглу, Василий Прокофьевич? — спросила операционная сестра, всегда раньше называвшая его Васей.

— Круглую! И побыстрее!

Он держал указательный палец на ране, не давая крови выливаться наружу. Майор старательно промокал салфетками, пытаясь освободить от крови операционное поле. Когда стало видно сердце, Васятка попытался наложить на него первый шов. Сердце пульсировало, рвалось из рук. Васятка боялся покрепче сжать его, опасаясь, что в любой момент оно может остановиться. Тогда все, конец. Поэтому швы не ложились, соскакивали. Наконец, с третьей попытки ему удалось наложить первый шов, стянуть края раны. Кровотечение сразу стало меньше. Он сделал еще два шва. Когда завязывал третий, сердце на мгновенье замерло. Васятка похолодел, но сначала медленно и слабо, потом быстрее сердце запульсировало снова. Хорошо, что рана оказалась на передней поверхности. Будь она сзади, все стало бы намного трудней. Вместе с майором они тщательно высушили рану, перикард, проверили швы. Кровь через них больше не поступала. Рана была сухой.

После проведенной операции начальник лазарета как-то сразу сник, потускнел. Он по-прежнему стоял рядом с мальчиком, высокий, представительный, в хорошо отглаженном белом халате, похожий на профессора, но плечи его были опущены, а глаза смотрели в сторону, словно он избегал встречаться взглядами со своими подчиненными. Этот белобрысый самоуверенный парнишка еще раз подчеркнул перед всеми и в первую очередь перед ним самим его полную несостоятельность как хирурга. У него не хватило решимости даже взяться за операцию… Что думает о нем бородач? Клавдия Васильевна? Он всегда слишком озабочен тем, что скажут о нем другие. Гораздо меньше его тревожит то, что он делает на самом деле… Майор усмехнулся и медленно вышел из операционной.

К утру мальчик был жив. Его бледное лицо немного порозовело. Повязка на груди была сухая. Артериальное давление поднялось до восьмидесяти на пятьдесят. Было похоже, что, если не возникнут неожиданные осложнения, он будет жить. В это невозможно было поверить. Он, Васятка, молодой врач, не имеющий и полугода стажа, успешно сделал операцию, за которую часто не берутся и очень крупные хирурги! И сделал на краю земли, в крошечном лазарете. О чем это говорит? Что он талантливый хирург. Теперь он уверен в этом. Человек должен знать, чего он стоит…

Весть об удачной операции на сердце быстро разнеслась сначала по поселку, а потом и по всему острову. С утра Васятка принимал поздравления.

— Вы, Вася, блеск, — восхищенно сказала Клавочка. — Я немало видела хирургов. Ваша техника на высоком уровне.

— Стараемся, — отвечал Васятка, жалея, что Анька и его товарищи далеко и не видят сегодняшнего триумфа. — Еще не то увидите. Следите за газетами.

— От скромности вы не умрете, — смеялась Клавочка, встряхивая своими коротко стриженными волосами. — Мне нравятся такие самоуверенные мужчины, как вы.

Бородач всю ночь просидел в коридоре на стуле. Оказывается, мальчик сирота. Он подобрал его во Владивостокском порту, привел на судно, усыновил. В городе было много этих полуголодных оборванных «детей войны», потерявших родителей, не имеющих дома. В Горячих ключах, где бородач плавал вторым механиком на траулере, мальчик учился в школе.

Узнав утром, что все хорошо, бородач долго тряс Васяткину руку своей огромной ручищей, потом внезапно схватил с пола кунью шапку и напялил на Васяткину голову. Шапка была велика, опускалась на глаза.

— Ничего, паря, — смеялся бородач. — Я адрес сахалинский дам. Там тебе один человек за два часа переделает.

Об этой операции сообщили в Петропавловск-на-Камчатке, потом во Владивосток. Газета «Боевая вахта» написала о ней заметку, но это было уже потом, когда мальчик окончательно поправился, открылась весенняя навигация и «Крильон» привез собравшуюся за долгие месяцы почту. Интересно, что когда мальчик встречал Васятку на улицах поселка, он делал вид, что не знает его, не здоровался и с независимым видом проходил мимо.