Сергей Сартаков - Каменный фундамент

— Да, пропала наша охота. А хотелось, ясное море, ух как хотелось на зверя поглядеть, в тайге чайку попить.

— Ну ничего, сходим в другой раз.

— В другой-то в другой, — пробормотал он, — а такой вечер зря пропадает — это тебе не больно?

Эти слова вырвались у него так искренне, так непосредственно, что и меня охватило глубокое сожаление о потерянном вечере. Вспомнились чудесные ночи, проведенные с Алексеем в лесу. Захотелось помолчать, увидеть над собой — хотя бы только лишь в воображении! — купол из зеленых ветвей душистого пихтача и кедровника. Так мы и шли, мечтая в торжественной тишине. Но наши мысли имели, должно быть, какой-то общий логический ход, и я не удивился, когда Алексей сказал:

— Хочу я о Катюше с тобой потолковать. И вот о чем… — Он передохнул, как бы обдумывая, что говорить дальше. — Вот я на заводе работаю, постоянно с людьми, всюду — надо не надо — нос свой сую, людей учу, и люди меня всему учат. Ладно. А Катюша что? Как в кругу привороженная. И вот чувствую я себя перед ней нехорошо. Будто я рыба и она рыба — оба харюзы, я в проточной воде плаваю, а она в стоячем озере. Как тут быть?

— Работайте оба на заводе, — посоветовал я.

— Не в этом сила, — пожал плечами Алексей. — Ты вот неженатый и в этом деле плохо разбираешься. Завод заводом, это одно, а в семейной жизни что еще главное? Чтобы унижения одному перед другим не было. Вот что главное! Ну, я на заводе работаю. Катюша дома тоже работает, — значит, оба работаем. Так ежели считать только по работе, все у нас ладно, и нет никакого друг перед другом унижения: всякая работа хороша. Не об этом я. Сразу и не скажешь — очень это дело тонкое, а получается, что Катюша умом вроде глупее меня. Вот и хочу я придумать такое, чтобы этого не было, чтобы не получалось ей от этого обиды. Только почувствуй один перед другим унижение — и жиьни конец. Сразу в стороны разлетайся.

— Ты напрасно так думаешь, Алеша, — запротестовал я. — У тебя этого не случится. Во-первых, никакого унижения для Кати нет, и Катя вовсе не глупая, она…

— А ты слушай, — перебил Алексей, и я понял, что он говорит очень серьезно и теперь решает большую проблему, — ты слушай, я не говорю — глупее меня. Я говорю — вроде глупее… Тонкость! А вот как по-твоему? Я и газету прочитаю, и даже какое ни есть письмо тебе пошлю, сам напишу, а Катюша-то — вот оно и не глупее — не умеет. В далекой тайге, в самой глухомани родилась, всего населения — изба одна, там и выросла, так и осталась неграмотной. Сейчас не об этом речь, — но раньше я как-то и не думал. Ну, грамотная, неграмотная — заботливая, и ладно. Живем согласно, чего еще? Какую еще жену надо? Только понял я: такое согласие, может статься, ненадолго. Будет жить, пока унижения своего не поймет.

И самое хитрое дело теперь для меня: послать бы Катюшу в школу… Пробовал ей намекнуть об этом — с намеков ничего не выходит, вроде как совсем не интересуется. А ежели начать разговор понажимистее… Так сам сообрази: ко взрослой женщине с этим как подойти? Гляди, и размолвка готова. А я этого не хочу. Какая бы ни была размолвка — правильная, неправильная, — а в жизни трещину даст. Вот я и думаю: поговорить с ней крепко или не поговорить? Не поговорить сейчас — все равно лет через пять, а разговор начнется. Да еще, гляди, сама тогда скажет. И сейчас начать — тоже дело трудное. А тут мне в голову и пришло: поговори-ка ты. Дело твое постороннее, втолковать ты ей сумеешь. Как ты думаешь?

Я мог бы сразу рассеять все опасения Алексея, мог бы прямо сразить его. Но я ничего не сказал. Я подумал: зачем же портить радость Катюше? Пусть она, когда найдет нужным, расскажет о своей затее сама.

Весь день шел теплый дождь. Тучи ползли низко над землей, едва не цепляясь за макушки телеграфных столбов. Горы были затянуты серым курящимся туманом. От изобилия влаги сразу откуда ни возьмись — на обочинах улиц, по откосам канав, возле заборов — появилась свежая зелень. Набухшие сочные стебли травы торчали даже из щелей тротуаров.

Катюша, прикрыв мешком, как капюшоном, голову и плечи, мыла под дождем комнатные цветы и потихоньку напевала:

— Ты чего расхвасталась, Катенька? — крикнул я ей из окна. — Погоди, пусть сначала люди похвалят.

Она, не оглядываясь, ответила:

— Да разве от тебя дождешься?..

Я запротестовал:

— Ну, это ты напрасно.