Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!

В августе же советские и монгольские войска закончили окружение зарвавшихся самураев, которые еще в конце весны напали на дружественную нам Монгольскую Народную Республику у реки Халхин-Гол. Это была блистательная победа, показавшая зрелость советской военной мысли и неодолимое мужество наших бойцов.

Грозовые тучи отступили. Поколение, создавшее гиганты первых пятилеток, умело ценить время, знало, что время работает на нас и что полученную передышку народ использует в полной мере. Мы станем богаче, сильнее…

Между тем германская военная машина обрушилась на Польшу, а вскоре пламя второй мировой войны охватило Францию, Англию. Дорого обошлась странам Европы эгоистическая и недальновидная политика Мюнхена.

В народе неискоренимо живет вера в светлое будущее. Недаром у нас говорят: бодрость потеряешь — все потеряешь. Как и другие тысячи и миллионы людей вокруг, Леонид убеждал себя, что Гитлер знает, до чего сокрушителен будет отпор, и поэтому не посмеет затронуть нашу страну. И вот с этой верой в душе летом сорокового года Леонид построил в Оринске пятистенный бревенчатый дом. Своими руками выкопал ямы, обжег бревна, и еще до уборки закрасовались пахнущие сосновой смолой ворота, засверкала травяной зеленью железная крыша. Высунув мохнатую морду из подворотни, затявкал щенок, которого назвали Джульбарсом. В саду, в желтых даданах, загудели пчелы.

Осенью с группой хлеборобов и животноводов Леонид побывал на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке и за успехи в разведении породистого скота был награжден Большой серебряной медалью.

На Новый, 1941 год Леонид пригласил из Ленинграда мать, отчима и братьев. Отпраздновали новоселье.

Кто-то из гостей шепнул Леониду на ухо: «В честь нового дома дай Маше заказ на дочку». Леонид подмигнул жене.

Маша зарделась и потупила глаза.

В конце рабочего дня Леонида вызвал к себе в кабинет председатель райсовета Василий Степанович Корнев.

— Вот что, родной, — заговорил он, усадив Леонида на диван, — ты здесь за три года поднял такие дела, с которыми мы за десять лет не сумели справиться. Хоть родился и вырос в городе, человек ты наш, сельский. А ведь понимать землю — трудное дело. Это как душу живую понимать. Любишь ты землю, чувствуешь ее. Съездишь в Ленинград и давай — принимай райземотдел.

Леонид замялся. Он-то не агроном, а зоотехник. Одно дело — управляться со скотиной, другое дело — земля…

Василий Степанович, догадываясь, почему он смутился, продолжал:

— Ведь не только люди, но и скотина от земли кормится.

— Оно так, конечно…

— Или побаиваешься? Думаешь, что не справишься?

— Нет, не боюсь.

— Так за чем же дело стало? В районе кандидата более подходящего нет. Народ тебя любит.

— Спасибо. Постараюсь оправдать доверие.

Домой Леонид как на крыльях летел. И было от чего радоваться. Василий Степанович сказал: «Народ тебя любит». Услышать такое — разве не самое большое счастье?..

Лежит он на топчане, который сам сколотил и пристроил в саду под молодой яблонькой. Смотрит сквозь листву на ясное небо, считает звезды. А дома на швейной машине жена шьет ему красный камзол. Завтра он поедет в Ленинград. На областные состязания. Будут бега и скачки. Правда, самому ему в скачках участвовать не придется. Слишком тяжел он, чтоб выступать в роли жокея: весной взвешивался на колхозной ферме — сто двадцать килограммов потянул. Но прежде будет парад. И Леонид прогарцует на орловском рысаке, прославившемся своей резвостью на всю округу. Рысак не только горяч, будто огонь, но и удивительно умен. По еле заметному движению узды угадывает любое желание наездника. Лишь бы жокей по молодости чего не напортил, а так Леонид ничуть не сомневается, что их вороной станет чемпионом…

Из открытого окна доносится ритмичное постукивание швейной машины: туки-туки-туки. Нынче весной Маша посадила было грушовку, но почему-то саженец не принялся. Однако у Леонида не достало жестокости выкопать и выбросить. Кто знает, может, приживется еще… А вот другие пять яблонь на следующий год начнут плодоносить. Когда их сажали, посмеивались, решили: урожаем с белого налива будет распоряжаться Маша, с антоновки — Леонид, со славянки — Жора…

— Леня, ты спишь? — тихонько позвала Маша, высунувшись в открытое окно.

— А?.. Нет!

— Надо бы надеть, примерить.

— Уже готово, что ли? — Леонид вскочил с топчана.

— Дело начато — дело кончено!