Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!

То же самое и на другом берегу.

— Да-а, — протянул Ишутин. — Не убрав часовых, близко не подступишься к мосту, не то что взрывчатку заложить.

На день пришлось надежно спрятаться. По мосту туда и обратно шли потоки автомашин. По очереди отсыпались и вели наблюдение за охраной. В сумерках приступили к делу. Оставили рюкзаки с толом в кустах, взяли с собой гранаты и кинжалы и, подождав, пока Таращенко со своей группой переберется по крутым склонам на тот берег, ползком двинулись к вышке. Надо было обоих пулеметчиков — и того, что наверху, и того, что в доте, — убрать одновременно.

До часовых осталось метров пятнадцать. Опять притаились — ждали сигнала, который должен был подать Ишутин. Раздался птичий посвист, и они снова поползли вперед. Были уже у самой цели, когда немец на вышке заглянул вниз и окликнул другого пулеметчика, вылезшего из дота подышать свежим воздухом. Этот задрал руки кверху, потянулся, громко зевнул и закурил.

— Какая чудесная ночь, а, Иоахим?..

И в то же мгновение Дрожжак навалился на этого самого Иоахима, Ильгужа нырнул в дот, чтобы посмотреть, нет ли там еще кого-нибудь, а Колесников взбежал на вышку.

— Иоахим, ты? — испуганно крикнул фриц, восторгавшийся красотой итальянской ночи, и мешком упал на пол.

Однако на той стороне не обошлось так гладко. Леонид приказал Касьянову привязать взрывчатку к опорам моста, а сам в сопровождении Ильгужи побежал вперед — на подмогу Таращенке. Между тем на другой вышке застрочил пулемет.

— Эх, не удалось без шума! — буркнул Леонид, пригибаясь. — Муртазин, ты беги обратно, поднимись на вышку, а Дрожжак пусть в доте засядет. Если подскочат немцы, открывайте огонь.

— Есть!

— Смотрите, пока у Таращенки не будет порядок, ни шагу назад.

— Есть!

Немцы, обычно такие оперативные в случаях тревоги, на этот раз запоздали. Когда на шоссе с обеих сторон показались огни фар, приглушенные маскировочной сеткой, Касьянов уже справился с заданием. Только машины въехали на мост, враз прозвучала очередь из пяти автоматов — стреляли по взрывчатке, привязанной к пяти столбам. Ослепительная вспышка, и подрывники со всех ног кинулись бежать. А затем прилетели американские бомбардировщики. На шоссе скопилась пропасть машин. Ни вперед проехать, ни назад развернуться.

Партизаны, пробежав километра два, залегли в виноградниках, отдышались и поднялись на взгорье. Одно удовольствие было смотреть на столпотворение у не существующего теперь моста. Наконец американцы отбомбились и улетели.

— Странно устроен человек, — заговорил Сережа Логунов, охотник пофилософствовать. — Оказывается, он испытывает радость не только когда строит, создает, но и когда поджигает, разрушает…

— Истинно так, — согласился колхозный плотник Сажин, чувствующий себя необыкновенно бодрым после недельного лечения в доме архитектора Полотто. — Мост-то этот, говорю, тьма людей месяцами, а может статься, и годами строила. Трудились, пот свой проливали… Но вот пришли мы и за минуту в прах все разнесли. Сколько сил и денег на ветер пошло…

На такие речи ответ один:

— Что поделаешь — война!

— Да, война, — сказал Сережа. — И когда-то люди научатся жить без войны?

— Когда во всем мире коммунизм победит.

— Правильно рассуждаешь, Сережа! — порывисто подхватил Дрожжак. — А не скажешь ли ты, кстати, скоро союзники Рим возьмут?

— Хоть и возьмут, война на том еще не кончится.

— Для нас-то, пожалуй, на какой-то срок она будет кончена.

— Так ты думаешь, что нас сразу домой, в Россию, отправят или…

— Не отправят — будем в союзнических частях воевать.

— Нет! Мне хочется дома в Красной Армии — хорошо бы в своей дивизии — драться.

— Говорят, теперь и у наших погоны.

— Интересно!

— А союзники все тянут со вторым фронтом.

— Может, они за второй фронт топтанье на месте в Италии считают?

— А ну их к богу, этих союзников! Говорят же, ворон ворону глаз не выклюнет. Так и они, капиталист везде капиталист!..

Одиннадцатого мая союзники перешли в генеральное наступление в районе города Кассино. Несмотря на огромный перевес в людях и в технике, за четырнадцать дней боев им удалось одолеть всего шестьдесят километров. И только 25 мая они наконец пробились к плацдарму, захваченному еще раньше у города Анцио.

Радио патриотов, находящихся на территории, занятой союзниками, в своих передачах произнесло слово «Слон» — знак того, что освобождение близко. Однако в последние дни фашистского террора агенты гестапо в Риме напали на след руководства военного центра и арестовали пять итальянских генералов.