Дмитрий Фурманов - Том 5. Путь к большевизму

— Однако, я знаю, товарищи, что в одном разойдусь круто со всеми вами, — в вопросе о федерации.

— Федерацию я не признаю, потому что мыслю Россию как единую страну, преследующую единые цели. Федерация — раскол и абсурд. В этом разойдемся.

Никто не возражал. Была уже поздняя ночь. Я ночевал в доме эмигрантов и на следующий день уехал из Петербурга.

23 сентября 1917 г.

Я был делегирован от местного Совета рабочих депутатов на демократическое совещание. Был и убедился в том, что пустой болтовни всюду достаточно.

Целые дни разные представители говорили одно и то же, одно и то же… Было противно, скучно и стыдно за них, не понимающих ненужности многословия. Мы понимаем, что надо заявить свою волю, но когда смакуют целыми часами давно уже пережеванное, — становится тошно. Ценны были лишь Церетели и Троцкий . Все остальное молотило и свистало по готовой дудке. И каждый считал своим долгом начинать с азов и рассказывать давно уже всем известное. Волновались, кричали, аплодировали, но ясно было, что примирить непримиримое не удастся.

Так и вышло, когда большевики покинули заседание. Часто упоминалось про гражданскую войну, и призрак ее уже реял над головами восседавших. Были фальшивые попытки примирения, были открытые угрозы. Страшный беспорядок, царивший на совещании, был в порядке вещей.

Сегодня наш комитет перешел в специально снятое для него помещение.

Без средств, почти без сил, — движимые единственным желанием поставить, укрепить и расширить начатую работу, — взялись мы за свое большое дело.

Помещение в зимнее время, плюс платный заведывающий комитетом обойдется самое малое рублей в двести ежемесячно, а средств нет. Из предполагаемых лекций провел я только одну, собрал несколько больше 100 руб. Сборы первого дня, вчерашнее самообложение (по 3 руб.) и лекция дали в общем до 200 руб., а размахнулись мы рублей уж на четыреста. Единственная надежда на лекции. Дней на десять оторвало меня совещание, теперь выбрали товарищем председателя в Совете, — так дело все и затягивается, все откладывается. А в Тейкове уже продано около полутора тысячи билетов. Никак не выберу времени съездить. Пришлось отказаться и от работы на курсах: курсы отошли на задний план.

В Совете мне предстоит большая работа: чтение лекций на фабриках, в полку, у железнодорожников. Социализм, партии, конституции… Вот приблизительный цикл лекций.

Надо приучить всех к Совету, заставить полюбись Совет, почувствовать свою кровную связь с ним.

Только сотрудников не вижу, а одному не оказалась бы работа непосильной.

Особенно в ходу теперь своеобразный упрек:

«Ну, да что с ним говорить, он ведь и социалист-то мартовский». И когда я присматриваюсь к старым социалистам в массе, — вижу, что социалисты они только по давности, но не по знанию.

Среди максималистов есть и работники 1905 года.

И вот теперь, когда мне одному приходится вести всю работу пропаганды и агитации, — вижу, что марка «старого партийного работника» совершенно ничего не дает. Они ничего не знают, даже азбуку социализма.

Правда, это все простые рабочие, люди темные, необразованные, но ведь и не знают они самых элементарных вещей.

Жажда знаний у них огромная, но усидчивости, плана работы совершенно нет. Вот ходить на собрания, заседания, совещания и т. п. — это по душе, потому что все это легко и ни к чему не обязывает: пришел, послушал готовое, даже сам поговорил — и баста. А работы упорной, незаметной и необходимой, работы над собой, над собственным арсеналом, — нет. Все они попали в партию, влекомые понятным протестом, но почти все остались рядовыми членами, совершенно не работая над собою, Мало их, руководящих и увлекающих за собою, — все больше инертные, ждущие, что работу за них выполнит кто-то другой. Потому и работать трудно, — помощников, сотрудников нет, а дело горит.

29 сентября 1917 г.

Теперь, почти через семь месяцев революции, ставится вопрос о реорганизации всего дела в Совете. Работали почти вслепую, от случая к случаю, без определенного плана.

В фабрично-заводских комитетах сборы поручались зачастую лицам ненадежным, и рабочие, вполне естественно, протестовали.

В Совете набрали целый штат служащих, а делать им нечего, потому что за всех работает один.

Подобные факты выдвинули на очередь вопрос о реорганизации Совета.

Надо будет поставить библиотеку, устраивать лекции и проч.