Юрий Бондарев - Тишина

Свободных столиков не было. Константин, слегка прищурясь, скользнул взглядом по залу, сейчас же уверенной походкой подошел к стоявшему у крайнего столика седому метрдотелю и тихо и внушительно сказал что-то. Метрдотель как бы проснувшимися глазами скосился из-за плеча Константина на Сергея, кивнул ему издали и, солидно откинув голову, повел их в глубину зала.

– Прошу вас сюда, - сказал он бархатным баритоном, передвигая на столике чистый прибор. - Единственный столик. У нас в эти часы очень много посетителей. Кондеев! - строго окликнул он пробегавшего мимо сухопарого официанта. - Обслужите, будьте любезны, фронтовиков… Располагайтесь.

– Прекрасно, - сказал Константин. - Благодарю вас.

Они сели.

– Как тебе удалось в такой толкучке? - спросил Сергей, когда метрдотель с достоинством занятого человека отошел от них.

Константин развернул меню, ответил улыбаясь:

– Иногда не нужно умирать от скромности. Я сказал, что ты только что из Берлина. И как видишь, твой иконостас произвел впечатление. Результат - вот он. Как говорится, шерсти клок.

– И это неплохо, - сказал Сергей.

Он посмотрел на ближние столики. Багровый, потный человек с налитой шеей, на лацкане тесного пиджака - орденские колодки, быстро жевал, одновременно разговаривая, наклонялся к двум молоденьким, вероятно только что из училища, младшим лейтенантам. Младшие лейтенанты, явно смущенные бедностью своего заказа, отхлебывали из бокалов пиво, растерянно хрустели убогой соломкой; сосед их, этот багровый человек, пил водку, аппетитно закусывал ножкой курицы и, доказывая что-то, дирижировал ею.

Сергей перевел взгляд, мелькнули лица в дыму, и ему показалось - недалеко от эстрады девушка в сером костюме поглядела в его сторону с чуть заметной улыбкой и тут же снова заговорила о чем-то с молодыми людьми и полной белокурой девушкой, сидевшими рядом за столиком возле колонны. Сергей сказал серьезно:

– Посмотри, Костя, у меня слишком пресная вывеска? Или идиотское выражение?

– Не нахожу, - произнес Константин, деловито занятый изучением меню. - А что? Обращают внимание? Пожинай славу. Молодой, красивый, весь в орденах. И с руками и ногами. - Он проследил за взглядом Сергея, спросил вскользь: - Вон та, что ли, со вздернутым носиком? Ничего особенного, середняк. Впрочем, не теряйся, Серега.

– Циник чертов.

Лавируя между столиками, подошел сухопарый официант, озабоченно махнул салфеткой по скатерти, сказал с приятностью в голосе:

– Слушаю, товарищи фронтовики…

– Бутылку коньяку - это во-первых… Какой у вас - "старший лейтенант", "капитан"?

– Есть и "генерал", - ухмыльнулся официант, вынимая книжечку для записи заказов. - Все сделаем.

– Тащите сюда "генерала". И сочините что-нибудь соответствующее. От вашей расторопности зависит все дальнейшее.

– Одну минутку. - И официант понесся в проходе среди столиков.

– У меня такое впечатление, что ты целыми днями торчишь в ресторанах, - сказал Сергей. - Пускаешь пыль в глаза, как миллионер!

– А, гульнем, Сережка, на всю катушку, чтоб дым коромыслом. Не заслужили, что ли?

– Когда ехал от границы по России, - проговорил Сергей, - почти везде керосиновые лампы, разрушенные станции, сожженные города - страшно становилось.

– Мы победили. Сережка, и это главное. Что ж, придется несколько лет пожить, подтянув ремень.

– Несколько лет?..

Внезапно заиграла музыка, зазвучали скрипки, говоря о печали мерзлых военных полей. В тени эстрады стояла певица с худеньким, бледным и стертым лицом, руки подняты к груди.

Я кручину никому не расскажу,

В чистом поле на дорогу упаду.

Буду плакать, буду суженого звать,

Буду слезы на дорогу проливать.

В зале нервно покашливали. "Что это? Кажется, еще и война не кончилась?" - подумал Сергей, сжатый волнением, видя, как внимательно вглядывались в эстраду молоденькие младшие лейтенанты и, уставясь в одну точку, размеренно жевал багровый человек.

– "Буду плакать, буду суженого звать". Ничего гениального. А просто нервы у нас никуда, - услышал он голос Константина.

Тот разливал коньяк в рюмки, покусывая усики; поставил преувеличенно твердо бутылку на середину стола.

– Я понял одно: прошли всю войну, сквозь осколки, пули, сквозь все. И остались живы. Наверно, это счастье, а мы его не ценим. Так, может быть, сейчас, когда мы, счастливцы, остались живы, она нас подстерегает, глупая случайность подстерегает. На улице, за углом, на самолете, в какой-нибудь неожиданной встрече ночью. Остерегайся случайностей. Не летай на самолетах - бывают аварии. Не рискуй. Только не рискуй. Мы всю войну рисковали. Только не рискуй по-глупому.