Юрий Бондарев: Батальоны просят огня (редакция №2)

– Борис… милый ты мой… Если бы ты знал… – прошептала она, плача, с тоской блестя влажными глазами ему в глаза. – Если бы ты знал, что я передумала в эти дни… Я виновата…

Он не знал, в чем она виновата, но он готов был простить ей все.

– Не надо вспоминать. Видишь, все хорошо, и мы встретились. Не надо слез…

– Не надо, да… не надо слез. – Она попыталась улыбнуться ему. – Я просто стала замечать… нервы… Но только… Пойдем, пойдем… Вон туда, на берег. Как ты похудел! Просто не узнать! Пойдем. Нет, ты не думай, я тебе все, все скажу. Хочешь, я тебе все скажу? А то мы опять расстанемся и ты опять забудешь меня!..

– Шура, мы теперь не расстанемся! Ты будешь все время со мной. Ты слышишь? Я тебя никуда не отпущу. Ни на шаг от себя!

– Нет, расстанемся. Опять бои, бои…

– Это не сможет нас разлучить. Ты будешь со мной.

Они шли по берегу Днепра все дальше и дальше от переправы, затихали голоса за спиной, и, наливаясь розовым огнем, влажно шуршал песок одичавших пляжей, и на нем оставались близкие следы их сапог – первые, очевидно, за войну следы мужчины и женщины, идущих здесь.

Он остановился, ласково-нетерпеливо повернул ее к себе и долго, будто не узнавая, разглядывал ее лицо. А она осторожно потрогала пальцами рукав его шинели, снизу вверх взглянула в глаза, медленно краснея, улыбнулась ему:

– Неужели это ты? И ты вернулся?

– Я вернулся. И я люблю тебя. И больше никуда не отпущу от себя, хотя знаю, что ничего не кончено…

Он опять притянул ее к себе и снова так сильно обнял, что стало невозможно дышать обоим.

– И ты, – проговорил он, – ты все же верила, что я жив?

– Я хочу, чтобы… ты меня любил, – прошептала она, подняв лицо. – Я хочу… только этого. Неужели мы опять расстанемся?

– Еще ничего не кончено, но я люблю тебя. Я люблю тебя.

…Потом они ушли отсюда, и следы, тянущиеся на песке, сначала затянуло водой, потом совсем рассосало их, и они исчезли.

Феликс, Феликс! Иди ко мне! Они спят! (Нем.).