Владислав Леонов - Деревянное солнышко

— Держи его! — закричал Трофим.

Прямо на Павлуню, выставив рога, трусцой бежал огромный серебряный зверь. Кнута Трофим не возил. Павлуня схватил с тележки хворостину, замахнулся. Козел испугался, видно, длинной фигуры, встал, клоня рога, за которые ухватил его Павлуня. Хрипло дыша, подходил Трофим. Вид у него был такой злой, что парень, загораживая собой животное, сказал торопливо, как мог:

— Держу, держу!

Трофим все же ткнул скотину в серебряный бок:

— Для тебя сеяли, что ли?! Давай его в телегу!

Козел заупрямился. Тихо блеяли его подруги.

— Лезь, тебе говорят! — закричал потный Трофим. — Может, тебе ковры персидские подать?! Лезь, Иваново племя!

Вдвоем они вволокли рогатого в тележку. Трофим подстегнул лошадку, и она, обиженная, показала завидную прыть. За тележкой, мелко перебирая острыми копытцами, побежали козы.

Так и проскакали они на виду у всего села. Козел сидел важный, бородатый. Павлуня душевно обнимал его. Впереди сутулился Трофим. Варвара, чуя зверя, сильно косилась и фыркала.

Остановились около крепких ворот.

— Уже? — расстроился Павлуня, которому страх как не хотелось вылезать из нагретого сена, от теплого козла.

Он увидел большой дом — не хуже и не лучше прочих хорошовских: синяя калитка, зеленый палисадник, веселое крылечко, кирпичные стены. Сзади дома — ухоженный сад, впереди — огород, хорошо взрыхленный под зиму. И теперь еще в нем зеленело что-то покрытое пленкой. Поблескивали стекла небольшой теплички.

Павлуня сквозь планки палисадника с опаской заглядывал во двор: нет ли кусачего кобеля. Сарай был, колодец стоял, скромно красовался еще какой-то хозяйственный сруб, а будки с дырой и оскаленной песьей мордой не имелось.

Павлуня ожидал, когда Трофим первым войдет в калитку, над которой висел почтовый ящик с замком и надписью для верности: «Петров».

— Иди, иди, — сказал Трофим, набрасывая на козла тяжелый плащ, который постоянно возил с собой в непогоду.

— А вы?

— Я к этому куркулю не ходок!

Павлуня нашарил меж планками задвижку, поковылял. Шапку он стащил с головы, полпути не дойдя до крыльца, а сапоги скоблил о рогожку минуты три, пока Трофим не крикнул: «Телись!» Парень постучал и вошел сперва в холодную терраску, потом, скинув у порога сапоги, ступил на кухню. Там было тепло и пахло обедом.

— Кто? — спросили из комнаты.

— Я.

— У двери постой — наследишь!

Павлуня увидел в кресле перед телевизором самого хозяина. Он сидел чистый, в валенках и вдумчиво смотрел кино про муравьев. Без своей грязной робы он казался не таким тощим.

Сбоку от хозяина примостился Женька с банкой варенья на коленях. Лопал, облизывая ложку, как Мальчиш-Плохиш. Павлуня даже улыбнулся, вспомнив мультик. Женька насупился.

Кино кончилось. Иван встал, подошел к Павлуне:

— Ну, где твоя бумажка липовая?

Парень вытащил приказ, но Ивану не отдал, дождался Модеста. Тот, увидев Павлуню, не обрадовался:

— Чего надо?

Иван ответил за гонца:

— Приказ тебе приволок. Лично.

— Вот, — протянул Павлуня бумагу.

Отец и сын переглянулись. Женька крутил телевизор, словно его ничего больше не интересовало. Модест стал было читать приказ, но Иван, мешая ему, приговаривал:

— Иди, иди, вкалывай! Поманили тебя — беги! Все равно хорош не будешь! В лес тебя, на каторгу! За какую провинность? Вспомни, как он тебя! Вспомни!

Модест вспомнил: баки его дрогнули.

— И не ходи, не думай! — кричал Иван, размахивая кулаком. — С твоим талантом тебя везде примут! С двумя руками распростертыми! Дай-ка!

Он вырвал у сына приказ, разорвал его, бросил на ковер.

— Видал? Так и передай Ваське Аверину: Петровы, мол, обид не прощают!

Из другой комнаты выплыла высокая красавица, в желтом, с красными петухами, халате до пят. Халат в талии тонко перехватывался пояском. Золотые Золушкины волосы были распущены по плечам. Она посмотрела на ковер и сказала голосом заправщицы Вики:

— Очумели, что ли? Собери огрызки!

Модест тут же нагнулся, собрал бумажки, поглядывая искоса на Павлуню. Иван взял их у него, сунул гонцу в ладонь:

— Передай Ваське. Лично.

Павлуня краснел, шевелил губами, таращил синие глаза, стоя на пороге с остатками приказа в кулаке.

— Чего глаза рачишь? — усмехнулся Иван. — Гляди — выскочат!

Павлуня выпрямился.

— Торгаш чертов! Хапуга проклятый! Куркуль вонючий! — со вкусом обсасывая каждое слово, выговорил он.

Робость прошла. Парень с большим удовольствием смотрел, как моргает Модест и как Иван широко открывает рот. Женька живо повернулся и ждал, что будет. А Вика громко и одобрительно сказала: