— Две тысячи восемьсот пятьдесят, — сказала она первое, когда на шоссе ее встретили Санадзе и Петрович. — А когда туда — две тысячи восемьсот пятьдесят шесть насчитала.
— Сейчас проверим и высчитаем диагональ, — ответил Илико таким тоном, как будто в этой цифре и был весь смысл его жизни, а не в том ужасе, который он переживал всего несколько мгновений тому назад, когда ждал Настю. — Сделайте, Настасья Никифоровна, пятьдесят, восемьдесят, сто двадцать шагов так же, как вы шли по шоссе. А мы вымерим аршином.
Вечером горная пушка выстрелила три раза по мосту и три раза по дому. Вопреки всем правилам военной науки, отряд в конном строю пошел на укрепленный дом, но он уже горел — и был взят почти без выстрела. Шаг Насти оказался точен, как вымеренный.
* * *
Эту повесть мне рассказал сам комдив Илья Ираклиевич Санадзе, мой старый товарищ, с которым мы не виделись восемнадцать лет и встретились прошлым летом на палубе черноморского теплохода «Крым». Всю теплую весеннюю ночь пути от Гагр до Батуми, куда он ехал из отпуска, проведенного в Сочи, мы вспоминали незабвенное лето 1918 года, нашу молодость.
В Батуми нас встретила худощавая улыбающаяся женщина, очень молодая, если бы в ее темных пушистых волосах не была заметна седина, и комдив, обняв ее и поцеловав, сказал:
— А вот познакомься и с той, о которой я тебе рассказывал. Настасья Никифоровна, моя жена.
Она подала сухую и тоже не юную руку с тонкими крепкими пальцами и, покраснев так, что было заметно, как кровь снизу залила ей лицо, сказала:
— Ну, что он вам там нашел про меня рассказывать! — А глаза блеснули влажным блеском.
Москва. 1937
Сергей Федорович Буданцев (1896–1940) принадлежал к поколению писателей, сформировавшихся в годы революции и вступивших в литературу в начале 20-х годов. Его творчество долгое время было неизвестно широкому читателю, но оно — одна из любопытных страниц истории русской советской литературы.
С. Буданцев прожил недолгую, полную знаменательными и увлекательными событиями жизнь. Он был одиннадцатым сыном в многодетной семье управляющего имением «Глебково» Зарайского уезда Рязанской губернии. В этом небольшом поместье, где хозяйство велось по старинке, провел детство.
В 1915 году С. Буданцев окончил в Рязани гимназию, а в следующем году поступил на историко-филологический факультет Московского университета.
В «Автобиографии» он писал: «В первый же московский год я попал в кружки молодых. Хлебников, Асеев, Вера Ильина, Федор Богородский, Сергей Спасский, Надежда Павлович, художники Н. Чернышев, Л. Лисицкий, скульптор Нис Гольдман — были первыми живыми связями с новым искусством. „Облако в штанах“ обратило меня из эпигона символистов, каким я покинул Рязань, в яростного пропагандиста Маяковского. Ходить в университет было некогда, я писал по три стихотворения в день, да и все равно досрочный призыв вот-вот мог прервать студенческие занятия. В наших юношеских планах мы все серьезные дела откладывали на „после войны“».
А пока они печатались в журнале «Млечный путь», где, кстати, был помещен один из первых откликов на поэму Маяковского «Облако в штанах», в котором С. Буданцев писал: «Маяковский убеждает читателей в настоящей неоспоримой талантливости и прекрасной, правдивой искренности… И надо сознаться, что редко можно встретить такие полные, выпуклые, огромные образы, которыми превосходно мыслит поэт» [9] Млечный путь. 1916. № 1. С. 20.
.
Весной 1916 года С. Буданцев уехал на Урал, на стройку Казань-Екатеринбургской железной дороги, там его призвали в армию, но по слабости зрения зачислили «в ратники второго разряда», что означало освобождение от воинской службы на неопределенный срок.
В том же году С. Буданцев уехал в Персию, где был сотрудником хозяйственной части 25-го восточноперсидского отряда земского союза, ведавшего снабжением русской армии. Он объездил много городов — Энзели, Решт, Имам-Заде-Гашим, Казвин, Хамадан, Керманшах и другие. Древние города, караван-сараи, пункты питания в горах, лазареты — все это разнообразие жизни, обычаи, нравы, быт Востока давало пищу юношескому воображению и отразилось впоследствии в творчестве писателя.
Пришлось ему быть и свидетелем того, как вели себя англичане, вступившие в 1917 году в Иран после начала вывода из него русских войск. Скупив зерно и фураж, англичане обрекли страну на страшный голод и фактически превратили ее из нейтральной в завоеванную.
Читать дальше