Василий Афонин: Клюква-ягода

А Верка кинулась через речку, в чем была, вырвалась когда. К Брусовым. Иван ихний — депутат. Прибежал к нам да на Семена. «Палач! — кричит. — Мы тебя под суд отдадим! Завтра в сельсовет!» Шуму, знаешь, на всю деревню. Ну, нет-нет, отошел Семен. Поехали тогда к Гришахиным разговаривать. Мой сразу условие поставил перед ними: «Девку отдам, но жить станут в нашей деревне. Никакой от вас помощи не надо, свадьбу сам справлю, хозяйство выделю, но в семью вашу Верка не пойдет». А те на все-то согласны, Гришахины. А я дорогой, да и дома сколько раз просила, на колени становилась: «Семен, пусть они с нами живут, Верка с мужем.

Одна дочь. С ребятами ты не захотел ни с кем — ладно. Трое их у нас, да они мужики, хозяева уже. А Верка, жалко ее вон как. Изба большая, или места всем не хватит? Состаримся вконец и будем как барсуки». Не уговорила. «Нет, и все. Дети пойдут, визг от них. Хучь последние годы пожить спокойно — надоело и без того. А они пущай сами, никого не обидел. И ни от кого доброго слова не слыхал, хоть и от Верки твоей». Сидел недавно, подсчитывал. Изба семьсот рублей, так. Избу надумал им покупать. Садовины уезжают, продают. Семьсот рублей изба, крепкая еще. Двор, баня, огород хороший. Тридцать соток огород. Корову надо. Была бы у пас телка, отдали бы без слов. А то бык. Да и телка если, что с нее? Жди, пока покроется, жди, пока отелится. Когда это молоко будет? Да неизвестно еще, как доиться станет. Хотя двоим-то много ли надо молока. Ну, договорились корову сразу. У них же и берем, у Садовиных. А корова крупная, без малого опять же на семьсот рублей вытянула. Вот тебе и считай, полторы тысячи уже. Овец мы двух от себя даем, восемь держим. Кабана, чтоб свинины на зиму. Кур одиннадцать с петухом жениху родители обещали. Посуда еще... Это на обзаведенье, как мы говорим, на хозяйство. А ведь и в избу надо поставить что-то, в пустую не войдешь. Это мы прожили, прости господи, — печь да лавки. В холстину одевались, дерюгой накрывались. А сейчас диваны, да шифонеры, да радиолы чтоб, Верка говорит: «Машину стиральную надо, что же я, руками стирать стану?» Вот оно что. «Мать твоя, — говорю, — и во сне той машины не видела». Что ж, надо, видно, и машину покупать. Время такое пришло. Вот — на убранство, считай, еще полторы тыщи уйдет. А го и больше. А свадьба сама? Два дня пить, на третий опохмеляться. Это свою всю деревню приглашаем — сорок дворов, да от жениха десять. Поить-кормить надо чем-то такую ораву. Водки одной сколько! Пьют хорошо. Мой как подсчитал, карандаш сломал со зла. «Ну, — говорит, — хватит, ладно, что последнюю выдаем, а то бы на старости лет по миру пошел. Трех сыновей отделил — подкосили, теперь эту. Они, видно, думают, что у отца деньги мешками. Как же...» Взял, сложил все заново, опять столько же получилось. Бросил. Да чего и считать, своя дочь. Так пет...

— Много надо, — согласился Лоскут, удивляясь тому, как богато решили они обставить замужество дочери. — Много. Да. Но у Семена должны быть деньги.

Верно?

— Но знаю я. Не сознается. Тайком все. Я уж говорю... нечего теперь пересчитывать. Наши дети, куда денешься? Если осталось что на книжке, выложи. Зачем тебе, старый уже. Пенсия, хозяйство держим. Смолоду в жизни радости не было, сейчас уж ни к чему. Пусть хоть дочь спокойно поживет. Да с ним разве поговоришь? Нету денег — и конец! А может, и вправду нету? На парией сильно потратился. Ему ведь каждый в глаза тыкал тут после войны. Ну он и показал свое на свадьбах. Я собрала ценного деньжат. Три осени клюкву носила, сдала по десятке за ведро. Так и сказала: «Верке на свадьбу». Промолчал. Да картошки тайком продала в прошлую да в ту еще осень. Нынче думаем продать. Лежат эти деньги, не трогаем. Вот и хозяйство свое, огород большой, пенсию с ним получаем, а расходы видны. На Верку много тратим. Не работает она, школу не закончила. Избаловалась совсем. Наряды требует. Вот отдадим замуж, может, по путе пойдет. Дмитрий направлять станет.

Да сам попивает шибко, Семен-то. Молчком, скандалов не затевает больше. Наберет на озеро. А то в бане, зимой если. Я как-то подошла, а он плачет в предбаннике. Да страшно так, взахлеб. Ну, думаю, проняло тебя наконец! И жалко стало... А за избу задаток внес уже, нашел. На клюкву он сильно надеется, Семен. Много нынче ягод всяких, а клюквы сверх всего. На Ближних рвут уже. Верку думал взять с собой, да разве ее заставишь жить в тайге? Ушел один. Ведер сорок если наберет, обойдемся и со свадьбой. Да хоть бы нарвал, а то забота...

Сама-то как? — Лоскут опьянел от еды, отклонился к стопе. Закурить хотелось.