Л. Пантелеев - Том 3. Рассказы. Воспоминания

В школе (и даже в детском саду) ребенка учат, что многие насекомые вредны и что поэтому их следует убивать.

Позволю себе процитировать самого себя. В книге для родителей «Наша Маша» (издательство «Детская литература», Ленинград, 1976 г., изд. 3-е) я написал (имея в виду нашу четырехлетнюю дочь):

«…Не делаем ли мы ошибку, что поддерживаем в Маше ее страстную, убежденную любовь ко всему живому? Нет, не делаем!.. Пусть ей будет временами нелегко, но так и только так надо воспитывать человека!..

…Знаю, слышал: бабочки вредны. Хотя, признаться, не очень верю, что в природе хоть одно звено может оказаться лишним, ненужным, вредным…

Но если и правда есть в природе вредители, если их действительно нужно уничтожать, — пусть этим занимаются взрослые. Так же как пусть взрослые, а не дети, ведут войны, ловят преступников, судят их и наказывают. А в ребенке нужно буквально с пеленок воспитывать отношение к природе и ко всему живому самое человечное, самое уважительное. Воспитывать защитников жизни, а не врагов ее»…

Короче говоря, многоуважаемая г-жа Падма Дэви Шарма, воспитание — это процесс активный, требующий отдачи всех душевных сил. Подрастающему человеку нужно ежечасно и ежеминутно показывать достойный пример, а не надеяться только на добрые начала, которые, конечно же, в каждом ребенке заложены, но которые, увы, очень быстро и легко заглушает неблагоприятная среда.

Наилучшие пожелания Вам и Вашим близким! Крепко жму руку Сунилу, желаю ему вырасти добрым, смелым и великодушным человеком.

Ваш Л. Пантелеев

1969

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Старый муж.

Старая жена.

Лейтенант Мигунов.

Марья Васильевна, его жена.

Дети лейтенанта Мигунова.

На сцене — Муж. Он стоит у раскрытого чемодана, в руке у него связка писем. Он потрясен до последней степени.

Муж. Нет, этого не может быть! Это бред! Я сплю. (Закрывает рукой глаза.) Проснись! Сергей Николаевич, проснись! (Открывает глаза.) Проснулся. (Читает письмо.) «Милая моя, дорогая моя Анечка… (стонет) где мне найти слова, чтобы рассказать вам, какую радость доставило мне ваше последнее, ваше чудное, ваше нежное, ваше ласковое письмо…» Что это?!! Что это такое?! Я!!! Я, когда мне было двадцать два года, не писал ей таких нежных, телячьих писем!.. (Читает.) «…Если бы вы знали, как много значат для меня ваши письма — особенно здесь, среди этих безмолвных сугробов, в занесенной снегом землянке… Знать, что кто-то думает о тебе, что есть на свете близкая душа…» Нет, это и в самом деле бред, это ужас, это затемнение какое-то! (Лихорадочно перелистывает другие письма.) «Милая…», «Дорогая…», «Чудесная…», «Милая моя девочка…» Боже мой! Девочка!!! Когда это написано? Может быть, это пятьдесят лет тому назад написано? Нет, не пятьдесят. «Февраль 1942 года. Действующая армия». (Облокотился на стол, закрыл глаза.) Нет, я не могу больше, у меня ноги от ужаса отнимаются… Дожить до седых волос, пройти с человеком рука об руку долгий жизненный путь и вдруг… узнать… (Схватился за голову, зашагал по комнате, остановился.) Нет, скажите, что же это?! Что же мне делать?! Ведь я… ведь я даже забыл… честное слово, я забыл, что в таких случаях полагается делать.

Телефонный звонок.

Муж (снимает трубку) . Да! Кто? А, Евгений Исаакович, здравствуйте, милый! Нет, нет, скажите, что я не буду. Нет, дорогой Евгений Исаакович, я не могу, сегодня ни в коем случае не могу. У меня… Что? У меня… Нет, не грипп. Как вы сказали? Гастропневмоларингит? Нет, нет. У меня… Я уже забыл, как это называется. У меня — семейная драма. Да нет, какой театр?! Какая постановка? У меня действительно драма… трагедия! Что? Градусник? (Трогает лоб.) Да, кажется, есть. Вы думаете? Да, пожалуй, лягу. Что? (Упавшим голосом, мрачно.) Ее нет дома. Я говорю: ее дома нет! А! (Сквозь зубы.) В жакте для бойцов теплые вещи шьет. Что? Заботится? Гм… да… заботится. Что? Слушаюсь. Передам. Спасибо. И вам тоже. До свид… (Кричит.) Евгений Исаакович, простите, милый, у меня к вам один, так сказать, чисто личный, сугубо личный вопрос. Скажите, пожалуйста, вы не помните случайно, что делают… Алло! Вы слушаете? Я говорю, вы случайно не помните, что делают, как поступают, когда… гм… как бы вам сказать… когда изменяет жена? Как? Что вы говорите? Градусник? Да нет, я вас совершенно серьезно… Что? Стреляются? Гм. Нет, это не подходит. Не подходит, говорю. Развод? Н-да. Вот это, пожалуй, как говорится, идея-фикс. Я говорю: надо подумать. Зачем мне это знать? Да понимаете ли… у меня тут… я тут… один очень интересный кроссворд решаю… Да, да, именно — в «Огоньке». Исключительно интересный. И там как раз вопрос на данную, так сказать, тему.