Всеволод Кочетов - Чего же ты хочешь?

– Давненько ты аллегориями не изъяснялся, Сереженька.

– А повода не было. Мы с тобой давненько по серьезному-то и не толковывали. Так все, мелочи жизни. Текучка.

– К старости на философию потянуло?

– Что ж, ты права, шестьдесят не тридцать. Права. Но старости я пока не чувствую. Хочешь стойку на руках сделаю? Хочешь?

– Упаси господь! Не хватало нам «Скорую помощь» вызывать.

Сергей Антропович Самарин, начальник главка одного из машиностроительных министерств, уперся ладонями о пол и, как бывало лет сорок – тридцать назад, попытался вскинуть ноги кверху. У него отлетели пуговицы от брюк, сползли подтяжки, он поднялся с лицом, налитым до багровой синевы пульсирующей кровью, сел на стул.

– Да, под гору скорее вот это, а не то, что у Феликса, – сказал тяжело, сквозь одышку.

– Ну псих, ну псих! Это же немыслимо! – хлопотала вокруг него перепуганная Раиса Алексеевна. – Я вашему министру позвоню, попрошу, чтобы тебя на Канатчикову дачу отправили, в Белые Столбы – полечиться. Среди буйных.

С ходом времени на Раису Алексеевну обрушилось новое, ничем не объяснимое, тяжкое событие. После окончания своих институтов молодые, пожив вместе в общей сложности около трех лет, разошлись. Тихо, без всякого шума, внешне очень мирно. Нонна собрала свои вещички в два-три чемодана и уехала к родителям, туда, откуда пришла в дом Самариных. Ни с чьей стороны ни упреков, ни претензий, ни взаимных обвинений. Мало того, они даже иногда встречаются, эти бывшие муж и жена. То она к нему забежит, то он к ней отправится; то сидят в ресторане, то вместе к кому-нибудь на именины пойдут. Никто не знал, что же произошло меж ними, что их развело.

А было это так. Подошел какой-то вечер, и Феликс задал вопрос:

– Нонка, ты любишь меня? Только честно, с полной откровенностью, без уверток и пошлостей.

– А почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось? Ты встретил другую?

– Никого я не встретил, и не крути, отвечай на вопрос.

– Так, может быть, у тебя есть подозрения на мой счет? Выкладывай все. Это забавно.

– Не надо такого тона. Я всерьез, Нонна, очень всерьез. Мне совсем не легко это говорить, потому что как человек ты мне по душе: ты добрая, хорошая, отзывчивая, веселая. Но позволь, любовь это же несколько боль шее, чем дружеские чувства, или, если не большее, то, во всяком случае, она нечто иное качественно.

Ты не чувствуешь крыльев у себя за спиной, так, что ли? – Нонна с напряжением слушала Феликса.– Ты просто живешь со мной, так вот, по заведенному, в ожидании такого, которое будет иным, настоящим, а это, нынешнее, сегодняшнее, полетит тогда кверху тормашками, как его и не было? Я верно понимаю?

– Что-то вроде этого, Нонна. Приблизительно. Ты, пожалуйста, прости меня.

– Не за что, ты откровенен и… ты прав. Да, прав. Думаешь, отсутствие крыльев у тебя не сказывается на мне? Они и у меня, если хочешь знать, тоже не очень-то растут. Я окончила свой курс наук, у меня высшее образование. А куда, в сущности, я развиваюсь, будучи с тобой? В более или менее расторопные домохозяйки. Со временем я, может быть, научусь солить помидоры и мариновать грибки, и тогда однажды ночью, проснувшись, ты скажешь: «Пульхерия Ивановна, а не отведать ли нам рыжичков?» Так?

Феликс рассмеялся.

– А что, это совсем неплохо. Перспектива приятная. Они сидели за столом и смотрели друг другу в глаза, понимая, что в главном объяснились, понимая, что так жить, как они прожили три года, завтра, после этого объяснения, будет уже невозможно, надо будет что-то менять, и менять решительно. Она рассматривала его загорелое с лета лицо, его живые карие глаза, которые он ни разу не отвел под ее взглядом, его стрижку, которую ныне считают старомодной и которая у парикмахеров называется «под полечку». В Феликсе нет ничего грубого, но все мужественно, все честно, открыто. И даже этот нелегкий для него разговор он ведет честно и мужественно. И, наверно, он прав. Уж прав хотя бы потому, что и она-то не чувствует такой любви, о которой говорит он и от которой растут крылья. С ним очень хорошо, с ним спокойно, с ним все ясно. Жить бы да жить с этим Фелькой. Она ничего не имеет против жизни с ним. До этого разговора она и думать не думала о том, что их совместная жизнь когда-нибудь окончится. Но в самом деле, не только же в книжках существует та любовь, о которой говорит Феликс. Интересно бы только знать, чего он хочет этим разговором? Все поломать? Всю их совместную жизнь? Но как, как ломать? И зачем?

– А если я скажу, что я тебя люблю? – Нонна продолжала смотреть в глаза Феликсу. Он промолчал. – А если я скажу, что я тебя не люблю? -Она сделал ударение на «не».