Сергей Алексеев - Наш колхоз стоит на горке

Прав оказался Червонцев. Все же в районе потом осознали свою ошибку. Выборы определили недействительными. А представитель района был даже строго наказан.

Пробыл Лапоногов в Березках ровно сто дней. Вот и получилось, как в ту далекую эпоху. Разница только в том, что Наполеон был разбит у бельгийской деревушки Ватерлоо, а Николай Семенович Лапоногов — в русском селе Березки.

Вслед за Лапоноговым и приехал сюда Савельев.

— И чего он ходил на кладбище? — мучился дед Опенкин.

Между тем необычное поведение Савельева имело последствия самые неожиданные. Прежде всего — для самого же кладбища. Все как-то невольно, не сговариваясь друг с другом, потянулись к отцовским могилам и навели наконец там порядок.

Имел этот визит прямое отношение и к деду Опенкину, и тоже опять непредвиденное. Поколебался непререкаемый дедов авторитет.

Сутки поразмыслив над тем, что же сказать народу, старик, как в девяти предшествовавших случаях, решил действовать наверняка:

— Этот тоже, считайте, временный. — И тут же добавил: — Недолговечный.

Но почему-то на этот раз слова деда были приняты всеми как-то холодно. А тетка Марья, человек мудрый и праведный, даже сказала:

— Тебе бы, старый, лишь каркать.

На что, конечно, дед тут же при всех обиделся и обозвал тетку Марью, как тот, ипподромный, недобрым словом. Но старику простили такую вольность. И даже тетка Марья сама рассмеялась, ибо вид у деда был не более чем петушиный и все знали занозистый нрав Опенкина.

Но это лишь еще больше старика распалило.

— Временный он! — кричал дед Опенкин. — Не сойти с места — временный!

Домой дед Опенкин вернулся злым, хватанул хворостиной козу. Однако, еще раз подумав, дед пришел к выводу, что, судя по настроению односельчан, вряд ли своим ответом попал он в точку.

— Ошибся я, — говорил на следующий день Опенкин. — Этот приехал сюда, мужики, серьезно.

На следующий день на общем колхозном собрании состоялись выборы нового председателя.

Речь Савельева была краткой, и это понравилось. «Не балабол, — зашептались в рядах. — Видать, понимает, что языком землю не вспашешь».

Дед Опенкин окончательно понял, что нужно срочно менять свой вывод.

— Ошибся я, — заявил он тут же после собрания. — Этот приехал сюда, мужики, серьезно. Этот приехал навечно. На том бугре и ему лежать. Вот почему он туда ходил.

Не избежать бы старику за столь резкий поворот в своих предсказаниях едких насмешек, но деда спасло то, что бросил он слово «навечно».

Пришлось по душе это слово колхозникам. Всем очень хотелось, чтобы все было именно так. Устали люди от председателей временных.

Поселился Савельев у деда Опенкина.

О деде Опенкине в Березках сложили частушку:

«Губы звонки» — деду нравилось. В отношении ног он спорил.

Но больше всего старик негодовал по поводу того, что губы и ноги — это и есть якобы «весь» Опенкин.

— А руки? А голова? А туловище? — кричал дед и приводил вещественные доказательства.

Деду Опенкину сто лет. При вопросе о возрасте он так и говорит:

— Сто лет. — И уточняет: — Когда давали крестьянам волю, еще при царе Александре Втором, вот как раз в тот год я и родился.

Но это неправда. На самом деле деду не более семидесяти. Все это знают. Однако с дедом никто не спорит. Спорить с ним трудно и бесполезно.

Других стариков Опенкин называет либо юношами, либо сынками. Он даже деда Празуменщикова — а Празуменщикову все девяносто — тоже иначе не зовет: сынок да сынок, хотя тот, конечно, и обижается. И тогда возникает спор.

Дед Празуменщиков вспоминает бои под Мукденом и Порт-Артуром (он был участником русско-японской войны) и доказывает, что в ту пору, когда он, Празуменщиков, был уже настоящим солдатом, нынешний дед Опенкин всего лишь козу безрогую Маньку пас.

— Хви! — выкрикивает какое-то кенгуриное слово Опенкин и тут же идет в атаку: — А где ты был? А? Где был, когда я с генералом Скобелевым брал для болгарина Шипку. А? Где? Да ты соску и палец путал.