Сергей Алексеев - Наш колхоз стоит на горке

Однако после того как Глафира попала в заключение, не стало и этого.

Савельев мечтал о настоящем, хорошем клубе. Теперь, когда дела в колхозе заметно поправились, можно было об этом мечтать реально.

На специальном собрании обсуждали, каким представляется колхозникам клуб.

Нютка Сказкина записывала поступающие предложения.

Неслись голоса:

— Строить, так с паровым отоплением.

— Чтоб было как в городе: в рядах откидные сиденья.

— Пианино надо купить, пианино. Пусть дети музыке учатся.

— Тише! — призвал к порядку Савельев. — Вносить предложения только поднятием рук.

Тут же взлетели руки. Предложения поступали и поступали. И чтобы при клубе был духовой оркестр, и тихая комната для чтения газет и журналов, и зал для занятий по поднятию тяжестей (на этом настаивал дядя Гриша), и даже бассейн, и даже буфет при клубе.

— А в нем мороженое! — выкрикнул дед Опенкин. Ребята тоже принимали участие в этом собрании. Рыжий Лентя стал разглагольствовать про зимний сад и чуть ли не про африканские пальмы, которые, если о том попросить, привезет к ним в Березки их знаменитый капитан-рыбак из своих дальних заморских плаваний. Дед Опенкин и тут не сдержался:

— Верно! Даешь африканские пальмы!

— Эх, Лукашка, мало, что ли, тебе берез! — бросил старик Празуменщиков.

— Хви! — огрызнулся Опенкин.

— Тише, тише, — сказал Савельев.

Кузя с Кекой предложили для клуба купить аквариум. В конце собрания Савельев глянул на Нюткин список:

— Да тут хоть три клуба строй!

Отобрали, конечно, самое главное. С бассейном, зимним садом и буфетом решили повременить.

Когда строили клуб, больше всех отличился Алексей Вырин. Был отмечен и Павел Корытов. Лиза Сизова тоже.

Клуб в Березках открыли к Первому мая. А еще через несколько дней — девятого мая — в том же клубе отмечали и День Победы. Уже несколько лет проходил этот день в Березках незамеченным. А тут даже сам военный комиссар приехал в село из района.

Доклад сделал Савельев. Кратко сказав о ходе войны и всемирном значении нашей победы, председатель вдруг заговорил о Березках. Он стал поименно вспоминать чуть ли не всех, кто ушел на войну из колхоза. И тех, кто погиб, и тех, кто вернулся домой невредимым, хотя бы и без особых наград и отличий. Называя фамилии, Савельев тут же сообщал, где, на каких фронтах люди сражались и какой они внесли вклад в общее дело разгрома фашистов.

Доклад поразил всех. Бывали у них доклады. Но так, чтобы вспомнить простых солдат да еще знать, где каждый погиб и в чем отличился… Нет, такого доклада в Березках не было.

И вот оказалось, что из березкинских жителей под Москвой сражалось двенадцать, четверо было убито. Под Сталинградом убито шестеро, сражалось четырнадцать. Далее были и Курск, и Орел, и Крым, и Одесса. Польша, Белград, Будапешт. Где только не были жители этих Березок! На каких рубежах не стояли они за страну! И даже один из них, бежавший из фашистского плена к французам, похоронен в неблизком Париже на знаменитом кладбище Пер-Лашез.

— Это там, где в тысяча восемьсот семьдесят первом году буржуи расстреляли героев Парижской коммуны, — шепнул деду Опенкину сидящий рядом с ним Колька Маврин, старший внук тетки Марьи, тот, которому за правильные ответы на викторинах достался велосипед.

Глянул дед Опенкин на Кольку, понял: новый всезнайка в селе растет.

Особенно подробно Савельев говорил об Алексее Вырине и о его подвиге на Днепре в районе села Петривцы.

Вслед за Савельевым на трибуну вышел районный военный комиссар. Он достал из папки какую-то бумагу, сказал:

— Прошу внимания, — и стал читать: — «Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических республик… За подвиг, проявленный в годы Великой Отечественной войны, наградить орденом Отечественной войны первой степени…» — Комиссар сделал паузу.

Все замерли. Кроме Опенкина.

— «…Вырина Алексея Поликарповича», — закончил чтение комиссар. И тут же добавил: — Разрешите награду вручить герою.

Вот это да!

От растерянности Вырин не знал, что делать. А потом, когда его вызвали на сцену и комиссар прикрепил к его груди орден, снова не знал, что делать.

Но вдруг Вырин пришел в себя, вытянулся по-солдатски — руки по швам, деревянную ногу приставил поближе к здоровой, казалось, даже стукнули солдатские каблуки, и произнес: