Олесь Гончар - Горы поют

— Теперь она уже бабуся, — заметил Гуменный.

Но венгерец не соглашался: Маруся-Маричка была для него вечно молодой!

Чем меньше оставалось до переднего края, тем более мрачными становились взгляды подносчиков, а старшина, наоборот, все больше веселел. Когда неожиданно послышалось татаканье пулеметов, подносчики, как затравленные, стали озираться во все стороны. Гуменного забавляла эта необоснованная, преждевременная тревога, и он покрикивал еще энергичнее:

— Дьорше!

Вдруг ударила фашистская батарея. Высоко над лесом в прозрачном весеннем воздухе просвистел невидимый снаряд и грохнул, разорвавшись где-то далеко среди деревьев.

Носильщики остановились, их испуганные взгляды заметались и под конец вопросительно остановились на старшине: только этот высокий, стройный юноша с открытым, простодушным лицом мог принести им спасение.

— Далеко, — засмеялся Гуменный. — Марш!

— Давай, давай! — мрачно пошутил какой-то усатый длинноногий юморист в штанах-трубах.

Неожиданно в районе дамбы поднялась сумасшедшая стрельба. Застучали винтовки, затарахтели автоматы, зачахкали минометы. Гуменный сразу стал серьезным и напряженным. Тонко вздохнула его батарея. Он считал ее выстрелы, легко отличая их от выстрелов вражеских орудий. Казалось, голос своей батареи он узнал бы среди тысяч похожих.

Зазвенел, вибрируя, воздух над самой головой. Разрывы ударили совсем близко, вода поднималась фонтанами, весь лес затрещал.

— Ложись! — скомандовал Гуменный.

Но его уже никто не слыхал. Ослепленные страхом, с перекошенными лицами, мадьяры повернули назад и кинулись наутек. Они бежали молча, обгоняя друг друга, спотыкались, падали, при каждом взрыве бросались то в одну, то в другую сторону. Гуменный погнался за ними.

— Стой! Стой! — кричал он, но никто не останавливался. — Ложись!

Но никто не ложился.

Старшина видел, что противник уже переносит огонь дальше, к реке, и удирающие мадьяры попадут как раз под этот огонь. Но как им это объяснить? Как им растолковать, что они сослепу бегут к своей гибели, что сейчас для них единственное спасение в том, чтобы броском кинуться вперед, к огневой, — или в крайнем случае залечь на месте? Нагнав «пана профессора», который бежал, задыхаясь, последним, Гуменный сразгону схватил его за шиворот и сбил с ног:

— Лежи!

Нагнал другого, третьего и тоже силой заставил лечь. Огненный шквал уже вздымался на пути их отступления, и остальные носильщики метнулись назад. Руганью и угрозами Гуменный их тоже уложил на землю и приказал ждать команды. Мадьяры лежали, поднимая головы над водой. На их лицах было выражение беспомощности и обреченности. Видимо, они уже проклинали ту минуту, когда согласились добровольно итти на передовую с этими снарядами для советских артиллеристов. Старшина с удовлетворением отметил, что никто из них не бросил боеприпасов. Возможно, в панике люди совсем про них забыли, руки прилипли к мешкам и не выпускали их.

Гуменный лежал, напряженно прислушиваясь к шуму передовой. И не успел еще развеяться газ от разрывов, как он поднялся и пошел вперед. Носильщики послушно двинулись за ним. Теперь до их сознания уже как будто дошло, что своим спасением они обязаны этому юноше. Они видели, какой бешеный огонь бушевал там, куда они все бежали табуном. И если бы старшина не догнал их и силой не уложил на землю, то они, наверное, многих не досчитались бы сейчас. Поэтому они смотрели на русского юношу с удивлением и доверием. Когда Гуменный пошел быстрее, они тоже ускорили шаг, словно боялись отстать от него и погибнуть. Теперь они все следили за его рукой, как оркестр за палочкой дирижера. По его сигналу поднимались, ложились и снова вставали.

— Он, этот юноша, более цивилизован, чем мы, — неожиданно заявил «господин профессор» соседу, вытирая пот. — Он лучше нас видит, лучше нас разбирается в этом содоме. Нас уже, наверное, разорвало бы, если бы не он.

Новый артиллерийский налет опять заставил их залечь. Гуменный считал глухие выстрелы вражеской батареи и знал, сколько должно быть разрывов. Но, вероятно, на этот раз в сплошном грохоте услышал не все. Только он поднялся из грязи и раскрыл рот, чтоб подать команду двигаться, как неожиданный столб земли и пламени закрыл от него весь мир. Его как будто камнем ударило в грудь и повалило навзничь.

Когда дым растаял, он увидел над собой синюю ясность недосягаемого неба и обожженную, расщепленную верхушку дерева. Оно еще дымилось.