Михаил Зуев-Ордынец - Вторая весна

Когда собрались у подножия горы, луна зашла за тучи и стало так темно, хоть глаз выколи. Но начали загораться сразу во многих местах костры, поднимаясь вверх по горе. Их разожгли девчата, горько плача и кашляя от едкого дыма.

Под теплым, благодатным дождем медленно поползли к перевалу, одна за другой, машины. Как сирены в зловещие часы воздушной тревоги, взвыли моторы. Кричала, натуживаясь, сталь. От машин несло жаром, как от паровозов, радиаторы с поднятыми капотами были похожи на оскаленные рты, запаленно хватающие воздух. И сталь сдала, отказала. На помощь ей бросились люди…

Борис вместе с ребятами толкал в гору четырехтонку, груженную прицепным инвентарем. Толкал с распухшим от бешеных усилий сердцем, постанывая от злобы, а машина с издевательским упрямством сползала вниз. Он поднимал голову, с яростным нетерпением смотрел вверх, но по-прежнему на фоне темного неба вздымалась ненавистная громада горы. От этого голову кружила обморочная слабость и подламывались ноги. Сказывалась и бессонная ночь, и носилки с камнями, и голодный желудок. Он выехал из школы, так и не пообедав. И, зачем правду таить, Борис очень обрадовался, когда подбежал Садыков и закричал сердито:

— Отставить! Вот ладно придумали — толкать! А назад машина рванет — что будет? Не кобыла брыкнет! Только тросом тянуть, на буксире!

На гору, как артиллеристы орудие на огневую позицию, ребята вкатывали уже барабан троса. Они кричали при этом, как батарейцы в бою, что-то отчаянное, пропащее, злое до остервенения. Слесари «технички» разрубили трос на куски и привязали его, сопротивляющегося, не вязавшегося в узел, к передним крюкам машин. Ребята впряглись, кто повторяя репинских бурлаков, кто лицом к машине, откинувшись назад на вытянутых руках. Подошел и Борис, но руки его не поднимались. Они выдернулись из суставов и висели только на коже и жилах. «Отдохну немного, потом впрягусь». Он отошел в сторону и сел на камень.

Должно быть, он моментально заснул, потому что рычанье машины испугало его и он вскочил. Ноги ребят, тянувших машину, ушли в щебень и песок по щиколотку, они почти ложились на землю, но машина не двигалась. Борис испуганно сжался, вообразив, что будет, если трос лопнет и резанет концами по людям.

— Ой, мама!.. Убило! — взвизгнула девушка, подживлявшая костер.

Трос лопнул. Свистнув по-змеиному и свиваясь в кольца, он хлестнул по дороге, никого не задев. Люди ткнулись носами в землю, и трос пронесся над их головами. Кто-то испуганно, нервно засмеялся. А затем ребята, как по команде, вскочили и бросились с руганью и кулаками на слесаря, привязывавшего трос. Оказалось, что тросовый узел не то развязался, не то сорвался с крюка. Крики были злые, обидные, оскорбительные.

Ребята, туже затянув на тросе петлю, снова впряглись. Борис тоже схватился за трос и вскрикнул. Ладони язвяще обожгло, как током. Трос был старый, иглистый, как еж.

— Кто же голыми руками хватается? — вывернулся откуда-то Мефодин. — Вон у костра рукавицы выдают.

Борис не ответил, накинул на трос полу пальто и потянул так, что хрустнуло в костях и заныло в пояснице. Машина неуверенно двинулась и снова остановилась. За окном кабинки белело отчаянное лицо Яшеньки. Потом кто: то снаружи распахнул дверь и крикнул в кабину мальчишечьим альтом:

— Ты же неправильно газом форсируешь! Так ты никогда не сдвинешься!

— Здрасьте вам, только Гальки щербатой и не хватало. Всюду свой нос сунет! — с усталой злостью ответил Яшенька. — Свою форсируй, а мы сами с усами!

— Усов-то как раз еще и не вырастил. А моя уже на перевале. Я, как ты, не чикалась, — сморщила Галя в улыбке носик. Она шагнула на подножку. — А ну-ка, подвинься! Что ты за человек, ей-богу! Не цепляйся за баранку! Давай вместе попробуем!

Она уверенно села на водительское место и, маленькая, худенькая, так развернула плечи, что хозяин притиснулся к правой дверце. Галя включила мотор и подкинула газку. Машина двинулась медленно, но плавно, без рывков.

— Эх, родная, карабкайся! — Мефодин сорвал ватник и швырнул под задние колеса, подумал и швырнул туда же «бобочку». Машина обрадованно кинулась вперед, пошла быстрее, и трос провис. Борис с силой потянул его, но свело и налило свинцом шею, а через все тело прошло мутное и шумящее, как волна. Исчезли горы, белая дорога, костры, свет фар. Он вытянул испуганно руки, чувствуя, что сейчас упадет…

Очнувшись, Борис понял, что он сидит на земле около костра, на разостланном брезенте. Под спину ему был подставлен ящик. Рядом сидели на ящиках директор и завхоз. Борис пошевелился, собираясь встать. Егор Парменович повернул голову и внимательно посмотрел на слинявшее лицо Бориса.