Михаил Колесников - Право выбора

Я, кажется, начинал понимать.

— А что думает обо всем этом Иван Матвеевич?

— Ему не до любовных дел, он человек занятый. И все же ему хочется, чтобы Ярцева и Дементьев помирились, жили вместе. Он по-своему любит их обоих. Дементьев выдержал испытание.

До приезда вашей супруги он ни за что не отпустил бы вас с Солнечного. Но теперь, когда он узнал, что вы не тот, за кого себя выдаете, удерживать не станет. Скажу даже больше, но по строгому секрету: Иван Матвеевич благоговеет перед писателями, артистами. Он не допустит, чтобы вы работали в забое, он постарается подыскать вам более «интеллигентную» должность, если вы пожелаете здесь остаться. Это же нелепо, в самом деле: все знают, что писатель работает обыкновенным машинистом! Такое положение может породить ненужные толки. Кроме того, все знают, что вы муж известной певицы.

— Я не муж ей, и она не жена мне.

— Возможно. Но вы были ее мужем. Она много рассказывала о вас мне и Ярцевой. Лиля Николаевна любит вас и не сомневается, что вы вернетесь. Такова логика вещей. Ее приезд, несомненно, ускорил все события. Катя отчетливо поняла, что быть вам вместе не судьба.

— Что же вы посоветуете?

— Вернитесь к той, которая вас любит. Это посоветует всякий разумный человек. Пожалейте Катю. Она и так многое пережила. Пусть те двое живут мирно и счастливо. Вы не должны мешать им.

— Но я люблю, люблю ее! Без нее мне нет жизни…

— Тем более вы должны оставить ее в покое. Все преходяще, и время — лучший доктор. — И она наградила меня усталой и ласковой улыбкой ничего не ждущей женщины.

Я поднялся и простился с Ульяной Никифоровной. Здесь звучал голос рассудка. Это была мудрейшая женщина, познавшая теорию вакуума и кривизну пространства. Значит, Катя тогда дала мне прощальный концерт!.. Два прощальных концерта за такой маленький промежуток времени — не слишком ли много для одного человека? Будь оно все проклято…

Здесь хотят, чтобы я красиво ушел… Ну что ж, я уйду, уйду зализывать свои раны. Мне просто ничего не остается делать. Больше нечего узнавать. Меня одурачили как мальчишку. Я строил воздушные замки, надеялся на счастье… Если бы можно было начать жизнь снова!..

Я сидел в отделе кадров.

— Следовательно, решили покинуть нас? — спросил начальник отдела кадров Шуйских. Он был все такой же розовенький, веселый. — Тэк-с, тэк-с. Ну что ж, неволить не станем. Характеристики вам дали отличные, авось еще пригодятся. Хорошо ли отдохнули?

— Благодарю. Лучше некуда.

— А я еще тогда знал, что недолго у нас продержитесь, — сказал Парамон Ильич, снимая очки в железной оправе. — Все-таки высшее образование, Литературный институт, и вдруг, ни с того ни с сего — в забой, руду грузить! Могли бы, чай, вам должностишку и полегче подыскать.

— Теперь это не имеет значения.

— Оно хоша конешно…

Взял документы, получил расчет. Теперь можно было на все четыре стороны! В отделе кадров увидел знакомого человека. Узкое обветренное лицо, глаза слегка навыкате. Большие шелушащиеся руки. Где мы встречались раньше?

— Поздоровкаемся, дядя! Я тебя сразу признал.

— Сенька Пигарев!

— Так точно, собственной персоной. Не надеялись небось больше встретить, а я тут как тут!

Это был тот самый парень, который первым повстречался мне несколько месяцев назад на перевале. На полу стоял все тот же увесистый чемодан, но изрядно потертый, с вмятинами на боках.

— Так чего же ты вернулся в эту железную яму? Впрочем, каждый баран висит за собственные ноги.

— Ишь ты, запомнил! Шлялся, шлялся я по белу свету, доехал аж до Урала. Хотел в Керчь податься, да застрял на том самом Урале. А потом не по душе пришлось: голо как-то вокруг. Карьер наш был в такой пустой местности — ни кустика, одни кручи. Ну, затосковал я и подумал, что на свете лучше Солнечного и нет! Обхождение здесь ласковое, не то что там. Опять же гамзы платят изрядно. Вот и подался обратно. Небось не выгонят.

— Значит, в отвал, пустую породу грузить?

— Не такая уж она пустая, если за нее большой калым платят!

Непутевая ты голова, Сенька Пигарев! Ну, бывай, бывай, юноша… Остепенишься, многое поймешь. Там хорошо, где люди хорошие, а не там, где много платят.

Поезд отходил вечером, и в моем распоряжении было еще много времени. Нужно всех обойти, со всеми проститься. Начал я с семейства Виноградовых. Кипря был дома. Мы поговорили о живописи, о том о сем. Настя сидела как на иголках, красная, смущенная.