Евгений Дубровин - Гости столицы

Телевизора как-то не завел, друзей тоже, музеи все были осмотрены, и вот вечерами сижу один, слушаю, как вода в центральном отоплении булькает да временами поет унитаз. Можно было бы, конечно, девушкой обзавестись, но дело в том, что я морально выдержанный. Во всяком случае, так у меня в характеристике записано, а по-моему, каждый человек должен соблюдать свою характеристику. В общем, скука смертная… Бессонница. Наглотаюсь снотворного и являюсь на работу с опозданием. Начальство, естественно, недовольно. Даже обижается.

– Мы, – говорит, – Фомин, тебя из глубинки, как репку, выдернули, четыре комнаты дали, а ты систематически на работу опаздываешь.

До того мне это осточертело, что решил я строить свой быт наоборот. Приду с работы, валюсь на раскладушку, высплюсь как следует, а ночью бодрствую, по улицам хожу. В основном по вокзалам околачиваюсь. Все-таки людно, пирожок можно съесть, стакан газировки выпить, газетку завтрашнюю купить.

Как-то присел я на Казанском на лавочку отдохнуть. Пирожок жую. А рядом человек с огромным портфелем спит. Положил голову на портфель и спит. Приличный такой человек: шапка пыжиковая, пальто нейлоновое. На ноги ему бабка какая-то узел положила, на спине чемодан чей-то стоит, а девчонка напротив сидит, апельсин чистит и норовит этому приличному человеку в глаз кожурой попасть.

Жалко мне стало бедолагу. Разбудил я его и говорю:

– Пойдем ко мне, переночуешь. У меня такая большая квартира, что я ночью даже блужу, пока туалет найду.

Посмотрел на меня человек и говорит:

– А если ты меня ограбишь? У меня шапка пыжиковая, двести рублей денег и бутылка коньяка.

– Коньяк мы выпить можем, – говорю я. – А насчет всего остального, так оно у меня тоже есть: и шапка пыжиковая, и деньги.

– Ну ладно, – говорит человек. – Пойдем. Только бы нам третий нужен. Как-то неловко пить без третьего.

– Давайте возьмем вон того с селедкой, – предлагаю я.

А напротив действительно дядька в сельской необработанной дубленке спит, накрывшись серым картузом, а из сетки, которую он к груди прижал, хвосты селедки торчат.

Разбудили мы дядьку в необработанной дубленке, объяснили ситуацию, и тот, немного подумав, согласился пойти с нами, тем более что его поезд на следующий день уходил, аж в четыре часа дня.

Купили мы еще хлеба батон и пошли ко мне домой. Зажег я свет во всех комнатах, радио включил. Тепло, светло, настоящий праздник.

– Только вот мебелью не успел обзавестись, – говорю, – поесть не на чем, да и спать на газетах придется.

– Ничего, мы люди привычные, – отвечают Коньяк и Селедка. – Закусим на подоконнике, а насчет поспать, так газеты – это просто роскошь.

Здорово мы так посидели, вернее, постояли возле подоконника. Хорошими они людьми оказались.

Коньяк в пыжиковой шапке на симпозиум по адаптации инфузории туфельки приехал из Владивостока и уже третью ночь спит на вокзале, поскольку Управление гостиницами не признало этот симпозиум законным.

– Вы этот свой симпозиум должны в городе Гавре проводить, – сказали они командированным инфузористам.

А почему именно в Гавре – неизвестно. Так что симпозиум вроде проходит успешно, а делегаты спят все на вокзалах.

Селедка в кепке приехал из города Лучинска. У них там в городской бане железная труба упала. Третий месяц народ не мытый сидит, поскольку при падении труба перегнулась пополам, и горисполком командировал Селедку за новой трубой в Москву. Пришлось походить по инстанциям недели две, но вчера, наконец, трубу отгрузили, и можно ехать домой.

Я надул матрац, жена мне надувной матрац с собой дала, накрылся одеялом и заснул, а они долго еще газетами шуршали и каждый про свое толковали: Коньяк о проблемах адаптации и урбанизации, а Селедка все больше о неликвидных фондах, сметах…

На следующий день Селедка уехал, а Коньяк еще две ночи у меня ночевал. Правда, мы опять ходили на вокзал и выбрали себе третьего: директора Разобовского завода тары. Его на проработку в Москву вызвали, да начальник главка забыл и уехал в командировку в Ховрино, а без начальника все дело остановилось: ни гостиницы, ни проработки, и уехать нельзя – командировку не отмечают, говорят, без проработки уезжать не положено.

С директором все кончилось благополучно: влепили выговор, даже не строгача, и он уехал очень довольный, а у меня потом еще двое поселились. Один, правда, спекулянтом потом оказался: скупал в Москве дефицитный товар и отправлял его знакомым для продажи в разные города. Но этому типу я прямо сказал: