Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом

Софья молча кивала головой. Что ей оставалось делать? Она-то очень хорошо знала Гаснера…

Давно это было, но ни она, ни Илья не забыли того зимнего вечера… Отец пришел неожиданно рано. Молча, не сняв пальто, он сел в кухне на табурет и просидел так до вечера. Только на следующий день он рассказал, что произошло. Отец давно уже не ладил с хозяином. Гаснер обманывал покупателей, пользуясь для этого укороченным метром, требовал, чтобы приказчики обсчитывали, особенно неграмотных крестьян. Но Антон Томов не мог с этим согласиться.

Гаснер держал Томова скрепя сердце. Как-никак он был старым приказчиком, крестьяне хорошо его знали и охотно шли только к нему. А вот вчера… Какой-то крестьянин, покупая черный женский платок, отчаянно торговался. Отец убеждал его, что дешевле чем за сто лей уступить не может. Подошел Гаснер и сказал, что отдает платок за восемьдесят, но тут, как бы нечаянно, уронил его на пол. Поднял же из-под прилавка другой платок, третьего сорта, цена которому была шестьдесят лей. Отец возмутился и громко сказал, что хозяин, видимо, ошибся… Кончилось тем, что он получил расчет…

И вот Софье пришлось теперь идти к этому Гаснеру…

В первый же день Гаснер разъяснил Илье его обязанности: приходить он должен первым, а уходить, конечно, последним. До открытия магазина утром надо подмести тротуар. — Но прежде, чем подмести, — улыбаясь, спросил Гаснер, — что нужно сделать? А?

Илья пожал плечами.

— О! Этому в лицее, конечно, не учат! — Гаснер помолчал и, вскинув палец кверху, многозначительно проговорил: — Полить водой! Вот что нужно!

Илье вручили поливальник и показали, как нужно поливать «под восьмерку».

— А подметать, — продолжал Гаснер, — надо тоже с толком, так, чтобы пыль не поднималась! Ну-ка посмотрим, как ты умеешь это делать!

Илья полил, подмел тротуар и убрал мусор. После этого Гаснер направил его в распоряжение жены. Мадам Гаснер сунула ему в руки две огромные корзины и велела следовать за ней на базар. Более двух часов толкались они по рядам. Илья удивлялся, с каким упорством хозяйка торговалась за каждый лей, как старалась сэкономить на пучке укропа, на связке лука. Потом его заставили навести порядок в дровяном сарае. Только к концу дня мадам Гаснер отпустила Илью в магазин. Здесь пришлось мыть полы.

Потянулись скучные, однообразные дни. Илья больше выполнял домашние поручения, чем обучался торговому ремеслу. Очень скоро он понял, что человеком ему здесь не стать. Для выполнения поручений мадам Гаснер не стоило изучать тригонометрию, физику, стараться на десятку [3] В Румынии существовала десятибалльная система. сдать французский. Как-то, вернувшись от хахама [4] Хахам — по еврейским религиозным обычаям, только он имеет право резать скот и забивать птицу. , Илья молча поставил на пол корзину с окровавленной птицей и отошел к прилавку, ожидая, пока хозяйка кончит рассказывать мужу, как приходили из еврейской общины и просили десять метров белого полотна на погребение бедного учителя.

— Они говорили, что он учил нашего Мусеньку. Но я не дала. Сказала, что без тебя не могу и что ты будешь аж вечером. Так ты же понимаешь, что у них уже прошел аппетит дожидаться тебя…

— Правильно! Все думают, что у меня не магазин, а фабрика! Десять метров полотна?! Десять болячек в правый бок я могу дать старосте в первую же субботу, — взвизгнул Гаснер и обернулся к Илье. — Ну, а ты что стоишь? Приглашения ждешь? А? Неси курочки и качечки на кухню и приходи в магазин. Надо товар скатывать.

— Больше работать я у вас не хочу. Прошу дать расчет.

Илья запомнил, как вытянулось лицо Гаснера, как заморгала своими совиными глазами хозяйка:

— Ну, вы это видели?! Такой болван! С голым задом, а еще воображает…

— Ничего, ничего, Розочка! — успокаивал ее муж.

— Этот сморкач, придет-таки проситься обратно, не будь я владельцем этого магазина. Но я его так выставлю, как тогда летел у меня его отец. Тот ведь был такой же голодранец и такой же паршивец. Ну и подыхает, наверно, где-нибудь с голоду. Да еще с девчонкой уехал!..

— Вы отца и сестренку не трогайте… — стиснув зубы, проговорил Илья. Желваки заходили у него на щеках. В его памяти встала сгорбленная фигура отца, печальные глазенки Ленки, когда они в тот зимний вечер уходили из дома… «Вот из-за кого, — подумал Илья, — отец был вынужден покинуть семью и уехать далеко на заработки…»

— Так что вы лучше отца не вспоминайте! — повторил он.