Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом

Когда же в Болграде был основан филиал румынского общества содействия авиации — АРПА, Томов одним из первых вступил в него. Мать говорила, что летчиком ему все равно не быть. Он ведь бессарабец. Но Илья, полный надежд, ничего не хотел слушать. В лицее им твердили, что все граждане «Великой Румынии», божьей милостью и монаршим соизволением могут стать инженерами, врачами, военными. Не все это лишь в том случае, если они любят свою страну и короля! А Илья любил свою страну. Короля? Почему бы ему не любить короля?.. Ведь еще в начальной школе, а затем в лицее преподаватели внушали, надзиратели твердили, школьники и гимназисты зубрили, что все в прекрасной стране Румынии создано королем, королевской династией. Поэтому больше всего на свете нужно любить короля, бояться бога, охранять герб. И Томов это неплохо заучил: он горячо защищал короля и монархию в спорах с родными, которые неодобрительно отзывались о существующем строе… Илья был уверен: при королевской власти он всего достигнет! А пока все свободное время он отдавал работе в АРПА. Затем, когда при лицее была создана молодежная организация «Черчеташие» [2] Черчеташие — милитаристская организация молодежи в боярской Румынии, маскировала свои истинные цели спортивными занятиями. , Томов вступил в нее. Сначала был рядовым членом организации, потом стал групповодом. Он был неизменным участником всех походов, по воскресным дням с утра до позднего вечера маршировал с черчеташами, ходил за город, на стрельбище, участвовал в военных играх, состязаниях.

10 мая, когда королевская Румыния праздновала день независимости, черчеташи вместе с солдатами ходили вечером по городу с факелами и до одурения кричали «ура!» в честь короля. Томову казалось, что он кричит громче всех. Он действительно старался, так как был уверен, что делает нечто очень значительное и важное для своей родины.

Получив немного денег за уроки, которые он давал сыну богатого лавочника, Илья купил черчеташскую форму — полотняную рубашку цвета хаки с накладными карманами, погончиками и позолоченными металлическими пуговицами, короткие, до колен, брюки; широкополую, тоже цвета хаки, шляпу с ремешком под подбородком. Кожаный ремень с большой медной пряжкой и перекинутая через плечо портупея дополняли форму. На ремне в никелированных ножнах висел кортик с костяной ручкой, на которой была изображена орлиная голова.

Особенно нравился Илье плетеный зеленый аксельбант, свисавший с левого погончика, а нашивки на рукаве казались первой ступенькой к его будущей авиационной карьере… И если случалось услышать государственный гимн: «Да живет наш король в мире и почете…», Илья замирал на месте будто вкопанный, приложив три пальца к широким полям шляпы.

Как переживала мать! Сколько она ни говорила, что это ему не поможет стать летчиком, что своими увлечениями он позорит семью, Илья стоял на своем. Разве то, что он черчеташ и хочет пробить себе путь в авиацию, позор? Нет! Его интересует авиация и только. Несмотря ни на что, он будет учиться, он станет летчиком…

Мать снова и снова твердила сыну, что он заблуждается, но Илья не верил. Не верил он и тому, что за обучение в авиационной школе, куда он намеревался поступить, надо будет платить гораздо больше, чем в лицее.

Илья знал, каких трудов стоит матери платить за его обучение. Сколько раз она одалживала у соседей, брала вперед у квартирантов за койку и стирку!.. А когда денег все же не хватало, как приходилось ей унижаться перед директором лицея, чтобы выпросить отсрочку. Ведь если не внести в срок плату, Илью могли не допустить к занятиям.

А денег не хватало даже на самое необходимое. Да и что она могла скопить от трех-четырех квартирантов, которых держала на полном пансионе? Ведь на эти деньги надо было их же сытно кормить, платить владельцу дома, дальнему родственнику, за квартиру, вносить казне налог за квартирантов и самим как-то прокормиться. А тут все время что-нибудь да надо: то подметки прохудились, то брюки протерлись, то рукава у куртки совсем уж куцыми стали…

Не раз Софья Томова обивала пороги богатых дальних родственников, выпрашивала старье, чтобы перекроить, перешить, залатать… Надо же одеть сына. А сколько раз она возвращалась с пустыми руками, хмурая, подавленная, со слезами на глазах, зарекаясь больше не ходить. «Все равно сытый голодного не разумеет», — говорила она. Но проклятая нужда всякий раз брала верх над гордостью.

А Илья? Чего он только ни предпринимал, чтобы помочь матери!.. Молодой, горячий, он брался за любое дело. Где и у кого он только ни работал! Каждое лето, когда лицеисты — сыновья состоятельных родителей — разъезжались по курортам, он под палящим бессарабским солнцем помогал убирать хлеб, кукурузу, виноград, грузил камень на каменоломнях, работал носильщиком на автобусной станции, таскал кирпичи на стройках. Только бы немного заработать, чтобы осенью заплатить за учение…