Эльмар Грин - Ветер с юга

Нас они заметили сразу, как только вылезли из вагонов, но сначала только косились в нашу сторону, не говоря нам ни слова. Ведь мы были их врагами. Мы дрались с ними на фронте и потом морили их голодом в наших лагерях. Как же должны были они смотреть на нас?

И мы тоже косились на них не очень приветливо. Когда у человека желудок от пустоты дрожит и сжимается, ему не очень-то весело видеть куски хлеба и масла, исчезающие в чужом рту.

Мы стояли, заслоненные от русских своими конвойными, и ждали, когда уйдет их поезд, потому что он мешал нам носить бревна через линию железной дороги к пустым платформам на запасном пути.

У русских тоже конвойными были наши финские сержанты и солдаты, но они не особенно караулили их. Они просто отошли в сторонку и закурили, так что никто не мешал нам коситься друг на друга.

Но вот один русский, невысокий и коренастый, в новой финской шинели, доел свой хлеб с маслом. Он доел хлеб, смахнул крошки с колен и приподнялся с узелком в руках, а потом потянулся слегка и крикнул вдруг по-фински веселым, сытым голосом самому переднему из нас — Отто Укконену:

— Miks niin surullinen olet? [24] Ты чего такой печальный?

Тот помолчал немного, шевеля мускулами на худых щеках, и потом проворчал:

— Nӓet itse. [25] Сам видишь.

Русский вгляделся в него повнимательнее и еще раз спросил:

— Oletko nӓlkӓ vai mitӓ? [26] Голоден или что?

Но Укконен не ответил, продолжая сжимать и разжимать свои худые челюсти.

Разговорчивый русский развязал вдруг свой узелок, вынул половинку круглого хлеба и пошел к нам ближе. И он уже хотел протянуть Укконену этот хлеб, когда наш конвойный сержант с автоматом в руках загородил ему дорогу и сказал:

— Ei saa! [27] Нельзя.

Тогда вперед выступили еще двое русских, и один из них крикнул:

— Hei, Suomen pojat! Miksi olette vangittu? [28] Эй, финские ребята! Почему вы арестованы?

И кто-то проворчал ему в ответ из нашей кучи:

— Aivan turha kysymys. [29] Совершенно лишний вопрос.

Все новые и новые русские стали подходить к нам, услышав эти слова, а наши конвойные бросили курить и загородили им дорогу. Даже vӓnrikki [30] Прапорщик. поспешил к ним на помощь. Широкоплечий и приземистый, он стал перед нами.

Первый русский все-таки протянул еще раз вперед свой хлеб, но vӓnrikki положил руку на кобуру и рявкнул:

— Ei saa!

Русский опустил руку с хлебом. Даже дети притихли, с любопытством ожидая, что будет дальше.

Но тогда от вагонов отделился высокий и плечистый русский с бумажным свертком в руках. Голос его оказался громче и басистее, чем у нашего прапорщика.

— Miks ei saa? Pois tieltӓ! [31] Почему нельзя? Прочь с дороги!

И он отпихнул нашего прапорщика в сторону с такой силой, что тот едва устоял на ногах. И после этого русский двинулся прямо в нашу толпу. И так как я на его пути оказался по своему росту самым приметным, то он протянул мне свой пакет и сказал:

— Se! Ota venӓlӓiseltӓ. [32] На! Возьми от русского.

И другие русские по его примеру протянули нам хлеб и папиросы.

Я взял пакет, который мне был протянут. Почему не взять хлеб, если тебе его дают от чистого сердца и если сам едва стоишь на ногах от голода? Но я ничего не сказал. Что я мог сказать? Я хотел ему кивнуть головой, но когда взглянул на его лицо, то не мог даже кивнуть головой и остался стоять с открытым ртом…

Боже мой! Я узнал этого человека… Но я никому и никогда в жизни не скажу, где я видел его раньше.

Да, это был он. Этот широкий и тяжелый подбородок и нос, похожий на мой, загнутый сапогом, только чуть покороче, я узнал бы где угодно. Никакая полнота щек не изменит их формы. А главное — короткий косой рубец на верхней части лба…

Я стоял с пакетом в руках и смотрел на него, ничего не говоря. Что я мог сказать, боже мой! Я хотел только одного: чтобы он не узнал меня. И, кажется, он не узнал, хотя в его карих глазах и мелькнуло такое выражение, как будто он вспоминал о чем-то. Его губы приветливо улыбались мне, и только свисток проскочившего мимо нас встречного поезда заставил его снова сделаться серьезным и оглянуться.

Дежурный по разъезду дал сигнал, и все русские направились к своим вагонам. Большой русский тоже пошел не спеша вслед за другими. На ходу он обернулся, махнул мне приветливо рукой и, подбирая подходящее финское слово, крикнул:

— Nӓkemiin! [33] До свидания.

Поезд с русскими ушел, а мы все еще стояли на месте и смотрели куда угодно, только не в глаза друг другу. Но вот кто-то горько усмехнулся и сказал, глядя в землю: