Глеб Горбовский - Феномен

— Знаешь, да?! — переспросил Сергей, усаживаясь на диван и одновременно извлекая из рубашечного кармашка какую-то бумаженцию.

— Та-ак… А для чего остригся-то заранее? Может, не возьмут? Наверняка не возьмут. Зрение, отсрочка на учебу. Ну, и вообще. Матери пока что не говори, слышишь, сынок? Я ее подготовлю.

— Что я, не понимаю!? Не маленький. У меня к тебе просьба, не проси, пожалуйста, за меня. Ну, в смысле отсрочки. И матери не позволяй. Не надо.

— Значит, труба зовет?!

— Хочется на мир посмотреть, отец.

— Мир! Помнится, когда я служил, в нашей части… был необыкновенно вкусный хлеб.

После ужина (он же обед) разошлись кто куда, но разошлись не как прежде, не поспешно шмыгнули каждый в свою норку, в свои интересы, а словно бы пообщавшись душевно, хотя и без слов; у мужчин на сегодня была общая тайна, от которой они заботливо, пусть на один только вечер, оберегали женщину. Они знали, чем можно ее порадовать, не сходя с места: хорошим отношением к ее бифштексам, — и, не сговариваясь, ели азартно, увлеченно, из-за стола поднимались, не сюсюкая: «Ах, как вкусно!»— молча поднимались, посверкивая глазами, поигрывая мускулами. И добрая, мудрая энергия их поведения передавалась Марии Петровне: она успокоилась окончательно.

— Вот что, приму-ка и я ванну! — объявил Потапов сыну, невольно намекая тем самым, что берет с него пример, а фактически — из благодарности объявил, воодушевленный сыновними шагами в направлении к самостоятельности. — Приму-ка и я ванну, а то завтра на работу, — добавил он, уже исключительно для Марииных ушей. И она откликнулась:

— Завтра пятница… Стоит ли выходить на один день? Вон губа еще не зажила. Выйдешь с понедельника… прогульщик!

— Я не прогульщик, у меня — травма. Психическая.

— Кто тебе поверит?! — кричит Мария из кухни.

— А действительно, почему за психическую травму не дают освобождения? Скажем, воспаление в области души. Вот пойду завтра к невропатологу и потребую бюллетень.

Возвращаясь из ванной комнаты в кабинет, Потапов с приятным удивлением отметил, что дверь в комнату Сергея закрыта неплотно, небрежно закрыта, то есть не как всегда. «Расслабился мальчик. Или доверился? Во всяком случае, не до дверей ему сейчас. И слава богу!»

Из комнаты сейчас доносился голос Сергея, изрекавший какие-то нелепые словосочетания, скорей всего физкультурные правила разучивал парень.

«Сосредоточимся на дыхании», — уловил Потапов законченное предложение, но подслушивать дольше не захотел, направился к себе, прихватив забавную фразочку о дыхании в качестве трофея. «Наверняка из йоговских упражнений что-нибудь… Модненькое, свеженькое, тысячелетней давности».

Едва расслабился, растянувшись на диване, начались телефонные звонки. Объявилась Настя, о которой за ужином вслух никто не вспоминал, ко про себя отсутствием девчонки каждый обеспокоился: Потапов со светлой грустью, Сергей со светлой иронией, Мария Петровна со светлой (и тайной) благодарностью.

— Иван Кузьмич! Это вы?! Как хорошо! Мне вас-то и нужно! — Потапов по едва уловимым акустическим признакам определил, что Мария в коридоре «повисла» на отводном проводе, тут же хотел озлиться на жену и малость поактерствовать с Настей, полюбезничать с ней, но почему-то не решился, сказались добропорядочные, степенные, семейные бифштексы, точнее — возникшая на их чудесном аромате иллюзия благополучия. Насте ответил сдержанно, с неестественным олимпийским спокойствием.

— Слушаю тебя, Настя.

— Иван Кузьмич, у меня просьба: дайте рекомендацию!

— К-куда рекомендацию?

— Не в партию, понятное дело. Еще не созрела! На новое место работы. Что вам стоит пару слов черкнуть? И хорошо бы на фабричном бланке! — На этом месте разговора Потапов определил, что в коридоре Мария положила трубку.

— А совесть у тебя есть, Настя? Просить рекомендацию у директора той фабрики, откуда тебя уволили за прогулы?

— Совесть имеется! Я ее у старших товарищей напрокат беру! У таких, как вы, Иван Кузьмич. Сами-то прогуливаете второй день… Только не говорите мне, что не вернетесь на фабрику, что начинаете новую жизнь, не надо! Для таких резких поворотов у вас кое-чего не хватает!

— Интересно, чего это мне такого не хватает? Розовых штанов, что ли?

— Одиночества, Иван Кузьмич… Неподдельного одиночества и свободы, что одно и то же. У вас вместо них обязанности и семья. Вместо одиночества. У меня-то его дополна. Вот я и спрашиваю: сделаете рекомендацию? Я серьезно. Бумажка во как нужна! А то ведь у меня в трудовой-то книжечке статья имеется, с которой только общественные сортиры обихаживать. А я для такой службы не готова: штаны запачкать боюсь, а это вам не репутация. Короче: дадите бумажку? «Без бумажки ты — букашка!» Слыхали песенку?