Дмитрий Холендро - Избранные произведения в двух томах. Том 2 [Повести и рассказы]

— Это преступление!

— Природы.

— Вы боретесь с ней?

— Среди многих. В Арал повернут сибирские реки, его спасут. И мы выпустим в него миллионы мальков — снова вырастут и зарезвятся усачи, сазаны и даже рыбы осетровой породы, которая сейчас напрочь… выбыла!

— Вы приезжали к другу посмотреть его хозяйство?

— Да. Полносистемное, научно говоря. У него есть маточные пруды, выростные, нагульные… Короче, от малька до товарной рыбы. Извините, это уже скучно… Но… я посмотрел попутно. У нас все это тоже есть. У меня. Я приезжал встретить его дома. Получил телеграмму из больницы и встретил. Он приехал, а я уже накрыл стол. Что за дом, где тебя никто не ждет?

— Он одинок?

— Да.

— А вы?

— Уезжая, я оставляю в своей комнате радио включенным. И меня встречает чей-то голос, а то и музыка. Я издали слышу ее в открытое окно.

— Не боитесь, что залезут?

— Что вы! Под моим окном всегда сидят старики, слушают радио. Так говорят. А на самом деле, извините, ждут меня. Я для них немножко — море, немножко — будущее их детей.

— И вы всегда возвращаетесь?

— Я и сейчас сойду в Харькове и завтра уже буду там.

— А Москва?

— В другой раз.

— Почему?

— Вы много спрашиваете: почему?

— А вы боитесь ответить?

— Я робкий человек, да еще напуган жизнью. Личной, имеется в виду. Но это, наверное, тоже скучно.

— Нет!

У нее вырвалось слово слишком категорически, но, говорят же, оно — не воробей, вылетит — не поймаешь. Вылетело. И она ждала.

— Как вас зовут? — спросил он.

— А вас?

Мужчине принято называться первым.

— Искандер Тургунов. Я узбек.

— А я — Зина. Что значит — Искандер? Торжественно.

— Еще бы! Так у нас зовут Македонского. Искандер Зюлькарнайн.

— Значит, Александр. Разрешите называть вас Сашей, Македонский?

— Тронут.

— Скажите, уж не из-за меня ли вы хотите сойти в Харькове и улететь?

— Вопрос!

— Мы же не дети.

— Из-за вас.

— Правда? Почему? Ну, не робейте! В поезде легко говорится. Слезли — разошлись. Не скажете?

— Скажу, как это ни глупо. Девушка, которую я любил, сначала обещала, а потом так и не приехала ко мне на Арал. С тех пор и до… до сегодня я как умер в этом деле. Ждал чего-то, конечно, оживая временами, но… Я традиционен кошмарно! Мой идеал — крепкая семья, дети. Все испарилось! А сегодня…

— А сегодня? — спросила Зина умолкшего Македонского.

— Увидел женщину, которой могу сделать предложение.

— Сделайте, — сказала Зина шутливо.

— С одним условием.

— Каким?

— Свадьбу играем на Арале.

— Как интересно! — воскликнула она и вгляделась в него — он бледнел, и смоль его усов и бородки, его кудрявых волос оттеняла эту бледность.

Зина приготовилась рассмеяться, но не вышло, и она серьезно ответила:

— Я согласна.

— Сумасшедшая! — растерянно воскликнул он. — Вы же совсем не знаете меня!

Теперь она засмеялась.

— А вы меня?

— Вы пошутили? — спросил он.

— Сходите в Харькове, — посоветовала она.

— Если я сойду, то пойду за вами пешком.

Он стоял, все такой же бледный, а она не могла уйти, потому что он держал ее за руку, стискивая все крепче, хоть кричи.

Два дня — остаток ее отпуска — они прожили в Москве, в однокомнатной квартирке, которую Зина обещала сдать райсовету. Вот удивятся-то! Пусть удивляются. Пока Саше обещала, конечно, но на этих днях всех удивит — и Ефима Зотовича, и Таньку, и других коллег по мастерской, и райсовет. Танька назовет ее сумасшедшей. А может быть, в этом сумасшествии и есть самая большая нормальность?

Телефон часто звонил. Видно, та же Танька проверяла, не вернулась ли она, не терпелось потрепаться, послушать, как старшей подруге отдыхалось. Кому она была еще нужна, кроме Таньки? Трубку не снимали, а телефон все звонил, часто, как никогда, Саша мог заподозрить, что это ее поклонники, которым она сроду не называла номера, как они ни вымаливали, но Саша не обращал на звонки внимания, а потом с ее разрешения заложил под бренчалки кусочки картона, и аппарат сразу осип и перешел на шепот.

Про себя она даже обиделась чуточку, что Саша ни слова не проронил насчет заждавшихся поклонников, но потом списала все на узкий диванчик, который она держала, чтобы не загромождать маленькую комнату, такой узкий, что на нем и одной-то тесно. Саша купил в комиссионном огромную медвежью шкуру, на нее кидали свернутое пополам зимнее одеяло и спали на полу, как в каком-то далеком путешествии.

Она готовила Саше все вкусное, что умела, а оказалось, что умела не так уж мало. Мамино наследство плюс фантазия. Творческая. Плюс, конечно, изобильный осенний рынок с зеленью и фруктами. На рынок она бегала каждый день и поймала себя на том, что все еще воображает торговые ряды под небом. Да, привязалась эта чертовщина!.. Ну, ничего… Она соорудит такой рынок в городке у Арала, не совсем такой, а похожий, с покрытием, легко — раз, два! — разбирающимся на лето, но и зимой, под мокрыми, а то и снежными дождями рынок будет под небом…