— Ах, черт!
— Проспал?
— Нет.
— А чего?
Сосед размотался и оказался молодым парнем с требовательным интересом ко всему на свете.
— Командировочное не отметил в совхозе! Прибытие-то зафиксировано, а вот отъезд…
— А вернуться?
— Автобус туда уходит рано утром, а назад приходит вечером. Поезд домой в полдень… Раз в сутки. Прозеваю…
— Ну, пришлепни здесь печать! И всего делов!
— Спасибо за идею, — обрадовался Нефедов. — А отметят?
— Люди везде есть.
И Нефедов торопливо начал одеваться.
— Пиджак оставь, — сказал сосед. — Жарко!
— Большое спасибо, — еще раз поблагодарил Нефедов и вышел без пиджака, улыбнувшись на прощанье курносому и моложавому соседу.
Пылесос все выл, даже на улице было слышно.
Стояли последние дни августа, и духота не упала за ночь. Правильно, что командировочное переложил в задний карман брюк и остался в тенниске, немного мальчишеской, оттопыренной не по возрасту внушительным животом, зато легкой…
Привокзальные площади везде начинают жить рано. От столовки толстая женщина катила на перрон мармитку с пирожками. Нефедов хотел купить и съесть один, остановил женщину, но даром перерыл карманы брюк.
— Простите. Деньги в пиджаке оставил. Вот — только три копейки…
Женщина молча покатила мармитку дальше.
На той стороне площади открылся киоск «Союзпечати», Нефедов купил газету и обнаружил, что сегодня воскресенье.
— У, черт! — сказал он еще раз, сердясь, что дни перепутались за это время, и уточнил у продавщицы: — Нынче что — воскресенье?
— Воскресенье — день веселья! — ответила та.
— И все закрыто?
— А как же!
Конечно, можно было послать удостоверение в совхоз по почте, директор отметит. Но вдруг — потеряется при пересылке? А жалко…
И он побрел по центральной (и единственной) улице райцентра, этих Ливен или Ливн, как их лучше называть, ища глазами: может, где-нибудь все же открыто что-нибудь? От улицы убегали закоулки, в одну сторону — к скопленному полю, где, махая хвостами, тянулось стадо, а в другую — к реке, где гортанно кричали гуси. Вероятно, хозяйки — ранние работницы — уже полоскали белье и пугали их. Толпой перешли улицу другие гуси, спеша к реке, на зов сородичей. Разделив гусей на два батальона, загремели телеги — одна с яблоками в ящиках, другая — с разодетыми бабами, которые нарядились на воскресный базар и держали пузатые корзины на коленях. Одна озорно крикнула Нефедову с телеги:
— Не ослепни, дядя! — и кинула ему яблоко. Нефедов помахал им рукой, они запели, а он, деликатно поплевав на яблоко со всех сторон, вытер его носовым платком и вцепился зубами.
Яблоки оставили в воздухе короткий душистый след, тут же стертый керосиновым запахом, потому что косолапый керосинщик тянул навстречу белую лошадь с железной бочкой на мягких резиновых колесах. Он лениво мотал поднятой рукой с дребезжащим колокольчиком, повторяя в паузы:
— Кому налить? Налью! Керосинчику!
Керосинщик шел в кожаных штанах, в кепке с необычным помпоном, который при ближайшем рассмотрении оказался цветком по имени — золотой шар. Эти цветы перегибались через все штакетники слева и справа.
На скамейках у штакетников сидели старички, иногда со старухами. Бабушка в белой хустке молча смотрела на мир, а дед курил трубку. На другой стороне два местных интеллигента чинно разминулись, приподняв соломенные шляпы. Телевизионные антенны отстреливали солнце с черепичных крыш, как громоотводы. Все вокруг дышало блаженным покоем…
Нефедов пересчитал замки на учрежденческих дверях, увидел, что на учрежденческих окнах сомкнулись ставни, и сказал себе:
— Тэк-с, Юрий Евгеньевич…
Радость ждала Нефедова в самом конце проспекта. Там, за железной оградой, за травой, среди которой была вытоптана волейбольная площадка, краснело здание школы, и в открытом окне нижнего этажа Нефедов увидел крупную женскую голову, обвитую толстенной косой. Голова склонилась над столом.
В школе скребли полы, мыли стены, крашенные скучноватой масляной краской, и Нефедов принял людей, одетых в простое и грязное, за ремонтных рабочих. Но та-самая женщина, которую он увидел в окне, директор школы, с улыбкой сказала, что это родители-энтузиасты заканчивают подготовку к учебному году. В будни-то все заняты!
— Похвально, — не преминул заметить Нефедов, приглядываясь к ней и убеждаясь, что у нее и правда все было крупное: коса, и щеки, и даже уши, и все остальное.
— Вы насчет приема? — спросила она.
Читать дальше