Константин Борин - О чём шепчут колосья

Всходы на колхозном поле поднялись дружные, ровные. Посевы чистые, без сорняков. И неудивительно, землю обработали хорошо, засеяли сортовыми семенами. Урожай вырастили завидный. Первой в районе наша артель выполнила хлебопоставки, засыпала семена, создала страховые фонды и выдала на трудодни хлеб, картофель, овощи.

Радовались люди добру, полученному в колхозе, радовались и сетовали: куда ссыпать хлеб и овощи? Думать не думали собрать такой богатый урожай,

— Что делать? — жаловалась Маркина» — Ларь невелик, в него не больше пяти мешков войдёт. И амбар мал. Ну, для хлеба ещё как-нибудь найду место. Зерно можно в избе по углам рассовать, а вот где картошку хранить — ума не приложу. Что с приусадебного участка сняла — под пол сложила, но куда девать картофель и овощи с колхозного поля?

Новые заботы одолевали теперь бывшую беднячку Маркину: её не мучил, как прежде, вопрос, хватит ли зерна до Нового года, а где сохранить полученное на трудодни.

К концу года на общественном дворе появилась живность, стал колхоз приобретать и машины. Обзавелись конной косилкой (прежде таких косилок даже у местных богатеев не было), купили две сеялки и со дня на день ждали, когда «Фёдор Палыч» прибудет.

Не только на правлении в каждой семье об этом шёл разговор. Лида мне даже загадки загадывала:

— Какой конь землю пашет, а овса и сена не просит?

— Детская загадка, — говорю. — Известное дело — трактор. Его не надо ни овсом кормить, ни кнутом погонять.

Из города приезжали рабочие-агитаторы, рассказывали: сталинградские тракторостроители обещают ежегодно выпускать тысячу машин.

Слушал я их и радовался, будто трактор уже пришёл на наше поле, будто молодёжь и старики ощупывают его железные бока, хвалят сталинградцев.

— А комбайн, Костя, у нас будет? — допытывается Лида.

— Будет, — уверенно отвечаю ей и раскрываю свежий номер «Нижегородской коммуны».

В краевой газете на первой странице — фотоснимок. По степи, врезаясь в густые хлеба, движется машина. А кругом — безлюдье: ни косарей, ни согнутых жниц. Всё делает машина! Красота!

Откровенно говоря, я гадать не гадал и мечтать не мечтал, что через несколько лет буду сам водить такую умную машину. И не только водить — подчиню её своей воле и вместе с другими стану улучшать её.

Однако жизнь распорядилась по-своему.

После того как колхоз отсеялся, меня вызвали в местечко Гороховец на лагерный сбор. Среди терармейцев [6] После окончания гражданской войны в Советском Союзе большинство стрелковых дивизий, в том числе и семнадцатая стрелковая, в которой я служил, строилось по территориальному принципу Военнообязанные приписывались к частям, находившимся на территории их края или области, и время от времени вызывались на непродолжительные учебные и поверочные сборы. . служивших со мной в одной воинской части, были люди разных возрастов и профессий: крестьяне, шахтёры, нефтяники, геологи. К каждый из нас имел своё понятие о земле, и каждый оценивал её по-своему. Для одних она была породой, содержащей чёрное золото, для других — недрами, из которых добывают руду, а для таких, как я, хлеборобов, земля была кормилицей. Но в одном мы были едины: все знали, что каждую пядь родной земли надо крепка защищать от вражеского нашествия. Для этого нас и призывали на лагерные сборы. Здесь мы изучали военное дело, овладевали политзнаниями.

Раз в неделю в лагере устраивались вечера вопросов и ответов. Вёл их старший политрук Алексеев. Однажды в конце вечера у нас завязалась несколько необычная беседа.

— Товарищ Сапожников, — обратился Алексеев к старшине, — сколько вам было дет в октябре двадцатого года?

— Пятнадцать исполнилось, товарищ старший политрук.

— А сколько вам, товарищ Борин?

— Я на четыре года моложе Сапожникова.

— Сапожников подходит, — утвердительно сказал Алексеев и, сделав небольшую паузу, добавил: — Да и Борин, пожалуй, подойдёт, хотя годами малость не вышел.

Вначале я не понял, какая связь между двадцатым годом и нашим возрастом. Но, когда старший политрук раскрыл маленькую книжечку в зелёном переплёте, на котором крупными буквами стояло: «Задана союзов молодёжи», всё прояснилось.

Как раз в октябре 1920 года, выступая на III съезде комсомола, Владимир Ильич Ленин предсказывал поколению, которому тогда было пятнадцать лет, что оно увидит коммунистическое общество и само будет строить его.

— Ильич учил, — говорил Алексеев, — чтобы «каждый день в любой деревне, в любом городе молодёжь решала практически ту или иную задачу общего труда, пускай самую маленькую, пускай самую простую». Выходит, каждый из нас, — заключил Алексеев, — Ушаков на стройке, Туманов и Борин на поле — решает свою, пускай самую маленькую, пускай самую простую задачу, которая, по определению Владимира Ильича, является частью общего великого дела.