Михаил Златогоров - Вышли в жизнь романтики

На участках жгли костры.

Поднимаясь на леса, каменщики захватывали лопаты, чтобы срезать с досок опасную корку налипшего снега. Машинисты буровых станков вытряхивали его целыми пригоршнями из карманов спецовок, из рукавиц и капюшонов плащей.

Внутри строящихся капитальных корпусов ярко-малиновыми круглыми глазками светились железные жаровни — коксушки. Над ними дрожал прозрачный дымок, и от него слезились глаза у девушек-штукатуров, работавших на подмостях.

Все опасались, что обильный снегопад парализует работу растворных узлов.

Игорь весь день провалялся на койке, прислушиваясь к шуршанию снежной поземки. Он думал о том, как зло надсмеялась над ним судьба. Он мог бы теперь получать орден, как получают его сотни целинников, или с делегацией советских физкультурников готовиться к путешествию в Мельбурн, на Олимпиаду. Он мог бы звонко читать свои стихи перед всесоюзным микрофоном… Чем он хуже иного московского или ленинградского поэта?

Игорь протягивал руку, поворачивал рубчатое теплое колесико настройки, нащупывал волну с журчащей музыкой. Единственное развлечение — радиоприемник «Мир».

Приемник этот был прислан коллективу стройки в подарок от ленинградских комсомольцев. Новоселы хотели поставить приемник в клубе, но Терентьев сказал: «У меня целее будет», — и с того времени «Мир» перекочевал сюда.

Рядом с приемником еще одна замечательная вещица — магнитофон. Тоже ленинградский подарок. Терентьев доставил Игорю большое удовольствие. Игорь читал стихи, а катушечки магнитофона, пущенные Терентьевым, быстро вращались. Потом Терентьев перемотал катушки, и Игорь вдруг услышал собственный голос: он показался ему сочным, глубоким, бархатисто-мужественным, почти как у Поля Робсона. С тех пор они часто забавлялись с магнитофоном.

Один раз притащили аппарат на вечеринку к Субчику, записали на ленту анекдоты, бульканье разливаемого вина, тосты, а потом прокручивали ленту и покатывались со смеху.

«В жизни много влекущего, — думал Игорь, — путешествия, музыка, стихи, чудесные выдумки техники вроде магнитофона, телевизора. Москва и Ленинград сияют сейчас огнями больших магазинов, театров, ресторанов. Терентьев говорит, что рестораны облагораживают человека: там красиво едят, красиво танцуют. И денег у него всегда много. Такие люди берут от жизни все, что можно…»

Шаги в коридоре отвлекли Игоря от его дум. Дохнуло холодным воздухом, в комнату вошел Зюзин.

«Ага, понадобился все-таки я им!» Игорь напустил на лицо хмурь и не поднялся навстречу гостю.

— Был у начальника? — Женя снял шапку, стряхнул с нее снег, потом опустился на табуретку. — Обещает с работой?

— Пока еще ничего.

— Ну-ууу… — Женя искренне огорчился. — Ты не расстраивайся. Устроим. Всем комитетом будем просить. Я к тебе по делу. Понимаешь, в понедельник стройка может стать. Снегу прямо тысячи тонн навалило…

— Это я вижу, — кисло отозвался Игорь.

— Сейчас Прохор Семеныч собирал актив. Придется завтра не отдыхать. Все бригады выйдут.

— Я теперь ни в какой не состою.

— Присоединяйся к любой. Дороги будем чистить. Кирпич штабелировать. Представляешь, если снег засыплет стройматериалы? Навесы только сейчас начали строить. Фанера от сырости покоробилась, повыпучивалась. Шоферы, где машина забуксовала, там и сваливали кирпич, блоки. Может, на сотни тысяч погибнет ценностей…

— Обойдетесь. Вы со мною советовались?

— О чем?

— О воскреснике.

Женя развел руками и недоуменно уставился на Игоря:

— Что тут советоваться?!

— Вот и организуйте сами, раз такие умные. А меня оставьте в покое.

— Слушай, Игорь! — Женя встал с табуретки. — Ты не забывай, кто тебе путевку сюда вручал. Ты брось дурака-то валять. Завтра, в полседьмого, сбор у конторы. Сам же на митинге целую статью говорил: «Покорим Север… Разожжем комсомольский огонек!» Что я, не помню?

— Был огонек, да сбился.

— Вот ты как! — Женя пошел к двери, с порога оглянулся. — Ну, как знаешь…

Утром за окном стояла все та же недвижная бело-серая сетка падающего снега.

Снаружи смутно доносились гудки, рычание тракторов, голоса людей. Игорю казалось, что он различает голоса девчат из бригады Егоровой. Наверно, и Юля там. Впрочем, что о ней думать? Она ведь теперь заодно с Зюзиным и со всеми его, Игоря, врагами и недругами.

— Спохватились, — усмехнулся Терентьев. — Зюзин бегает, икру мечет. Это как у нас на заводе бывало: первая декада — спячка, вторая — раскачка, третья — горячка.