— Корреспондент завтра уезжает, хотел записать тебя на пленку, а ты…
— Зачем это все, Игорь?
— Чудачка! Весь Ленинград будет слушать, вся страна… Ну и туман! Ты не озябла? Представляешь: передача «Герои Буранного»… И моя песня…
— Но мы еще ничего не сделали.
Игорь промолчал.
— Ведь это самое святое, самое сокровенное, зачем мы сюда приехали, — пояснила Юля. — И нельзя тут ни слова лжи. Помнишь, как ты мечтал поднять флаг молодежной стройки с силуэтом Ленина! Я тогда тобой… любовалась.
— Только тогда?
Она поняла, о чем он спрашивает, уловила тайный ход его мысли.
— Ты любишь, когда тебя хвалят, — сказала она. — Но я не Руфа.
— Не говори о ней! И не думай…
— Я не думаю.
Кажется, он возвращается к ней, и она, Юля, для него, как и прежде, дороже всего: ведь вот же побежал за ней сквозь туман.
— Иногда я боюсь за тебя, — сказала Юля, чуть дрожа то ли от едкой сырости, то ли оттого, что пальцы Игоря властно, настойчиво вплетались в ее пальцы. — Пожалуйста, если тебе неудобно, мы сейчас вернемся. Только пусть другие выступят, я не буду.
Игорь молчал и лишь сильнее прижимал ее к себе.
Внезапно они остановились за стеной барака.
Так-так-так… — дробно стучал движок возле бани.
— Юлька, ты мне… веришь? — Голос у Игоря звучал хрипло.
Так-так-так… — стучал движок, и сердце девушки стучало так же часто. Юля только закрыла глаза, когда Игорь сжал ее голову ладонями и стал жадно целовать в губы.
Глава восьмая
СОКОЛ-СОКОЛОК
Какими неожиданными бывают значения слов!
Сокол-соколок.
На языке строителей это не птица, не добрый молодец из народной сказки, а всего лишь деревянный щиток с короткой ручкой — один из инструментов штукатура.
Весь день не расстаешься с соколом. С ним склоняешься над ящиком с бело-серой вязкой массой раствора, его держишь то у груди, то почти у глаз, когда ребром маленькой сердцевидной лопатки-мастерка снимаешь с него порцию раствора и швыряешь на обшитую дранкой «поверхность» — на стену.
День начинается с того, что счищаешь с сокола засохшие комья вчерашнего раствора: жжж-шшш… Жжж-шшш…
Сухое шорканье сменяется мягкими шлепками: чоп-чоп… Чоп-чоп… Чоп-чоп…
Начался обрызг — первый слой штукатурки набрасывается на уложенные каменщиками блоки и кирпичи. Покончили с обрызгом, взялись за грунт. А на грунт еще ляжет накрывка.
Жирное «чоп-чоп» переходит в протяжный, скребущий звук: шууу-шу… Шууу-шу…
Обрызг, грунт, накрывка. Обрызг, грунт, накрывка. Без этого плотного тройного слоя ветры выдуют из дома все тепло, без него здание будет беззащитно перед огнем. Надо, чтобы здесь, в этом первом каменном трехэтажном доме поселка Буранного, было особенно тепло, уютно и безопасно. Здесь разместятся больница с родильным отделением и амбулатория.
Сегодня бригада Аси Егоровой работает на верхотуре, под чердаком. Девушки подтащили сюда, на «курятник», и толстый шланг растворонасоса, и все свои соколы, лопатки, терки, полутерки, и ящики с запасом алебастра. Небольшими, точно отмеренными порциями надо подмешивать алебастр в раствор. Это называется «заводка». Алебастр капризен: всыплешь его чуть побольше или чуть меньше — и раствор вдруг «отмолодится», перестанет плотно прирастать к бугристой плоскости стен. Тогда беда: норма останется невыполненной. А плотники каждый день передвигают подмостки на новый участок, десятки и сотни погонных метров ждут старательных женских рук штукатуров. Недаром говорится: «Каменщик гадит, а штукатур гладит».
Юля нервничает: Ядя ушла намного вперед.
— Аккуратней, — оборачивается Ядя. — Смотри, в сторону брызгаешь.
Отец писал недавно в письме: какую бы специальность ни избрала, лишь бы по душе. Без интереса к профессии ничего не добьешься. Но вот интерес как будто есть, а ничего что-то не получается.
Братик Славка, прочитав в ее письме об арматурном дворе, где гнут проволоку для бетонных блоков, решил, что она уже стала арматурщиком, и написал смешно: «Юлька, загни пятьсот метров проволоки и приезжай назад». Чудачок!
Кажется, так просто набрасывать раствор на стену. Ася и Майка умеют уже вытягивать карниз, знают и другие тонкости штукатурного дела. А она…
Снова, к ужасу Юли, порция раствора с ее мастерка летит не на стену, а мокрым блином шлепается на плечи Яди.
— Ох, Буратино! Когда же ты научишься?!
Кроткий Одуванчик рассердился. Ася только покачала головой, а Майка и Нелли смеются:
Читать дальше