Евгений Марысаев - Голубые рельсы

Тепловоз прогромыхал по «серебряным рельсам». А рабочие рельсы они уже протянули на два километра. Сейчас, в яркий солнечный день, на обкатанной, отшлифованной колесами стали, как в воде, отражалось голубое небо, и рельсы казались голубыми. Плавный разворот, и вагончики Дивного исчезают за сопкой. Впереди вырастает стоящий на трассе «ПБ-3», путеукладчик Балашова. Он похож на скелет какого-то доисторического чудовища с длинными, в два человеческих роста, широко расставленными металлическими ногами-стойками. Возле него копаются машинист и оператор пульта управления, или «гитарист», как чаще его называют, — висящий на толстом проводе пульт управления напоминает гриф гитары.

Каштан первым спрыгивает с подножки, подходит к ним, здоровается. У них всегда что-то не ладится с путеукладчиком, и бригадир частенько поругивает этих мехколонновских ребят. Но нынче двигатель мощно рычит, значит, все в порядке.

— Начнем, парни! — приказывает Каштан.

Еще на сибирской стройке бригадир четко распределил обязанности каждого. Чтобы не было суеты. Чтобы была слаженность.

Начинается немой путейский разговор Каштана и кондуктора, стоящего за третьей платформой. Он делает ему условный сигнальный знак: покачивает поднятой рукою слева направо и наоборот — вперед! — кондуктор передает этот же знак машинисту тепловоза, и платформа с пакетом плывет по последнему звену. Вскоре новый знак бригадира: вращательное движение рукою — стой! — и платформа замирает точь-в-точь в нужном месте, там, где кончаются рельсы. Каштан оборачивается и начинает таким же образом разговаривать с машинистом путеукладчика. Тот сидит в кабине грохочущей машины и, обернувшись, смотрит в заднее окно. «ПБ-3» ползет на своих гусеницах и принимает под «скелет», то есть в портал, платформу. Толька и Эрнест с кошачьим проворством вскарабкиваются на пакет, схватывают двумя зажимами путеукладчика верхнее звено и спрыгивают вниз. «Гитарист» работает с пультом управления, и зажимы поднимают звено в воздух. Путеукладчик со звеном отъезжает. Звено висит уже не над платформой, а над земполотном.

— Опускай! — командует бригадир.

И вот многотонное звено плавно опускается на гравий. Затем надо подогнать его ломами к уже уложенному звену. А потом начинается рихтовка — работа с «целовальником» (так называют рубку — метровый кусок рельса). Его зажимают громадными клещами четыре человека и по-бурлацки — раз-два, взяли! — колотят «целовальником» по торцам рельсов. Звено по сантиметру продвигается вперед и соединяется с предыдущим звеном.

А на другом конце рабочие соединяют накладками рельсы звеньев, просовывают в отверстия болты, закручивают гайки. Первое за смену звено уложено. Двадцать пять метров. Если б всегда так шло! А бывает, на повороте намучаешься и на звеносборке нередко неправильно раскладку звеньев производят. Случается, что бригада простаивает, ожидая, пока подвезут пакеты. Никому не известно, на сколько нынче рельсы убегут — на сто, триста, семьсот, тысячу ли метров…

Труд для бригадира — святыня, и он не любит отвлекаться, шутить. Работает без суеты, напрасных движений, по-чалдонски, и при этом везде поспеет: и «целовальником» помахать, и рихтонуть. Все от опыта. «Немудреная ведь наша работа, лишь хотение да внимание нужны», — говорит он.

Эрнест трудится с этаким небрежным изяществом. Даже Каштан с ним советуется. Все диву даются: откуда он, профессорский сынок, знает, как легче стыковать рельсы? Орудуя ломом, «философствует»: «Нашу работу едва ли назовешь захватывающей. С другой стороны, труд создал человека. Следовательно, если мы не будем работать, начнется обратное превращение человека в обезьяну».

Толька всегда спешит, как на пожаре. Спешит он для того, чтобы выкроить свободную минуту и позубоскалить. Веселый человек Толька Груздев.

Изредка кто-нибудь срывает висящее на платформе ружье и бежит в тайгу. Значит, заметил дичь. И действительно, вскоре раздается выстрел, и охотник с добычей выходит к путеукладчику. Ни рябчик, ни косач, ни даже чуткий, чрезвычайно осторожный глухарь (охотники говорят, его убить труднее лисы), как ни странно, не боятся гула техники. Эта дичь не взлетит, если в двух шагах от нее прогромыхает трактор. Птицы боятся шума человеческих шагов.

Сегодня добыча неплохая: несколько рябчиков, которые, будто нарочно, подлетают из чащи на выстрел. Эрнест разделывает дичь, с большим ведром уходит немного вперед по трассе и там разводит костер; когда рельсы прибегут к очагу, обед будет готов. Так и обедают на трассе, чтобы не тратить времени, не гонять лишний раз тепловоз в Дивный.