Евгений Марысаев - Голубые рельсы

Тайга гола, неуютна, но кое-где на припеках уже рвутся, трепещут на ветру ярко-зеленые облачка — распускаются березы.

Внезапно обрушится шумный короткий ливень, но вот флибустьерской бригантиной проплывает темная, треснувшая от молний туча, и вновь сияет молодое солнце, и о ненастье напоминают лишь дрожащий от влаги воздух да звонкая сверкающая капель. Стегнет по лицу шальной ветер, дыхнет тайга хмельной смолой, и закружится голова, и неудержимо захочется сделать какую-нибудь глупость…

И снова ветер рвет из-под ушанки волосы, свистит разбойничьим звенящим посвистом, и плывут назад сопки, и прыгают перед глазами темные, отсыревшие стволы деревьев.

Последний знакомый поворот — и как на ладони тянутся прилепившиеся к подножию громадной сопки вагончики, коттеджи, дощатые и кирпичные строения, выросший на глазах и ставший за год родным поселок Дивный.

Когда тепловоз прогромыхал мимо вагончиков, что стояли на проспекте Первопроходцев, кто-то из шагавших рядом с железнодорожной насыпью рабочих прокричал путеукладчикам:

— Сибиряковы приехали!

— Что?.. — не разобрал за перестуком колес Эрнест.

— Каштан и Люба вернулись!..