Михаил Толкач: В Гремячей пропасти

Сквозь дрожавшую мглистую дымку Юрий различил за редкими деревьями на голой верхушке одинокий домик, возле него спицы антенн и вращающийся зеленоватый шит.

— Наконец-то! — облегченно сказал солдат. Он одернул шинель, поправил ушанку и вышел на протоптанную, -припорошенную снегом дорожку. Запахло жильем, терпким дымом. Где-то у домика задорно та-такал движок. В нос ударило запахом бензина. Из трубы курился дымок. Домик казался баркасом, плывущим в белесом озере. На подходе к посту в каменистой ложбине залаяла собака. Узнав солдата, она прижала голову к передним лапам, вскочила и с радостным визгом кинулась навстречу.

Юрий не первый раз на этом посту, он всегда припасал лайке гостинец и теперь, довольный, что успел к людям до большой непогоды, что выполнил в срок задание ефрейтора, щедрой рукой отдал собаке кусок хлеба и сала, которые остались от завтрака.

— Ешь мой сухой паек, Щербинка... А я закреплюсь на кухне, — добродушно проговорил Юрий и направился к дому. Часовой строго окликнул его, будто бы и не признал.

— Оглазел? Я это, Прохоров,— возмутился Юрий и двинулся было дальше.

—-Стой!—Часовой вскинул автомат, засверчал свистком.

Из пристройки выбежал лейтенант. На нем — ремни, пистолет, противогаз, каска. «Тревога? С чего бы вдруг?» — удивился Юрий, переминаясь с ноги на ногу.

Лейтенант проводил связного в дежурку, но сесть не разрешил. Торопливо написал что-то, запечатал в конверт и поднялся:

— Солдат Прохоров, пакет доставить командиру роты к восемнадцати ноль-ноль. Повторите!

— Есть, товарищ лейтенант, доставить пакет командиру роты к восемнадцати ноль-ноль! — повторил Прохоров и принял конверт. — Разрешите исполнять?

— Минутку, Прохоров. — Лейтенант шагнул к солдату и доверительно предупредил: — Телефонная связь между первым и вторым контрольными постами потеряна. Речка Малая Пьяная вышла из берегов, снесен мост. Проверьте, где обрыв линии, доложите капитану, Исполняйте!

— Есть! — Прохоров вышел, ошеломленный неожиданностью.

Лайка дожидалась Юрия в затишье. Повизгивая, она преданно ластилась к нему.

Снег повалил густой, крупный. Ветер сметал его с каменистой площадки, где разместился пост. Сквозь завывание ветра слышались ровный гул мотора, приглушенное тарахтение двигателя электростанции. Зеленый щит вращался непрерывно, настороженно.

Прохоров топтался на месте, не решаясь завернуть на кухню. На счастье оттуда вышел повар.

— А, Юрий! Заходи...

Узнав о приказе, повар вынес хлеба, кусок вареного мяса.

— Крой!

Прохоров опустил уши шапки и двинулся в снежную муть. Лайка увязалась за ним.

— Вот тебе и щи понаваристее да каша с маслом...— бурчал Прохоров, спускаясь по уступам крутой тропы. Миновав лощинку, что по краю каменистой поляны, он оттолкнул лайку: — Домой, Щербинка!

Собака недоуменно остановилась, подняла морду. Не дождавшись, затрусила обратно, навстречу ветру.

Прохоров, встревоженный негаданным приказом, плотнее нахлобучил ушанку и начал спускаться в Гремячую пропасть.

За ручьем, на пологом уступе, в мелколесье, чернел шалаш, служивший прибежищем для ягодников и случайных путников.

Еще утром, поднимаясь к посту, Юрий застал у шалаша трех мужчин и старую женщину. С фанерными ящиками за плечами — горбовиками, как зовут их в Забайкалье, они поспешно уходили собирать бруснику, оставив у шалаша тлевшие головешки.

Теперь шалаш сиротливо мок под дождем и липким снегом. Пепелище было утрамбовано тяжелыми каплями. Лишь стойкий запах головешек напоминал о недавнем костре.

Повинуясь соблазну хотя бы передохнуть, Прохоров вполз в шалаш. Внутри было сухо. Пахло вялой травой, застарелым дымом и терпким лекарственным багульником. Юрий снял раскисшую ушанку и повесил ее на сучок. Пятерней расчесал русый чуб. Затем с трудом снял сапоги, вылил из них желтоватую воду, постелил внутрь сухой травы. Из-за пазухи достал газетный сверток с куском мяса и ломтем ржаного хлеба. Ел с аппетитом, думая о предстоящем пути. «Непогода, наверное, надолго. Ягодники вернулись в город, бросили шалаш. Они-то тайгу знают. Поздней осенью с ней шутки плохи...»

Тревожило Юрия и то обстоятельство, что ему до сих пор не удалось обнаружить повреждение связи.

Прохоров откинулся на спину, под голову подложил автомат. Всю дорогу Юрий нес его вниз дулом, прикрывал рукавом затвор. Запасную обойму положил в карман. Быть может, обрыв связи намеренный: диверсия! Врагу легко укрыться в потайных местах средь каменных завалов, в ущельях. И пока он, Юрий, лежит на сухой траве...