Иван Виноградов - Плотина

— Теперь расскажите нам, как вы проводите свое свободное время.

— В общем-то обыкновенно и скучно, — отвечала Ева.

— Вот уж не поверю! Такая девушка — и скучно. Это, говоря по-интеллигентному, нонсенс. Какая у вас семья?

— Тоже обыкновенная: муж, дочка, свекровь.

— Ага! Значит, муж и свекровь. — И больше Юра уже не мог ничего придумать, сколько ни напрягал свою затормозившуюся мысль.

— Вот видите, не так это просто — быть радиорепортером, — улыбнулась Ева.

Юра согласился и надолго умолк. Пожалуй, больше всего поразило его то, как спокойно, обыденно сказала на эти слова: «муж, дочка, свекровь». Ему почему-то казалось, что она должна была бы скрыть это. Хотя бы для начала. А тут прямо вот так.

Он молчал и смотрел, отвернувшись от Евы, на воду Енисея, заметно потемневшую за то время, пока они здесь гуляли. За их спинами, на благоустроенной части набережной, зажглись фонари… Издали позвал Юру далекий и милый отсюда Сиреневый лог.

— Вы поспешили с вопросом о семье, Юра, и сорвали весь репортаж, — проговорила Ева, хорошо уловившая его настроение.

И опять он поразился: она и это сказала совершенно спокойно, даже с улыбкой. Сам он боялся сейчас своего голоса.

Но все же пришлось ответить.

— Лучше раньше, — сказал он.

И вдруг начал прощаться.

— А меня, что же, одну здесь бросаете? — спросила Ева, и теперь ее голос не был так спокоен. — Привести женщину бог знает куда, бросить одну… Вы где воспитывались?

— В основном — на бетоне.

— Заметно.

— Ничего. Это не самое плохое воспитание. Там все в открытую и начистоту.

— А здесь?

В самом деле: куда более открыто и честно. Муж, дочка, свекровь...

Юра наконец понял, насколько глупо ведет себя, извинился, обозвал — и осознал — себя дикарем, и все-таки Ева обиделась, и они вроде бы слегка поссорились, едва успев познакомиться. И вот чудо: это не отдалило, а скорее сблизило их! Оказывается, бывает и так, когда взаимные упреки и обиды, рожденные взаимным неравнодушием, каким-то странным образом сближают мужчину и женщину. По крайней мере, у них появляется необходимость встретиться еще раз, чтобы получше объясниться и помириться.

Юра приехал через день. Разыскал радиокомитет, вызвал Еву на улицу и потащил в кафетерий на проспекте Мира, который помнил еще с тех времен, когда приезжал сюда из Дивногорска и когда еще любил пирожные.

Народу в этот раз в кафетерии почти не было. Юра и Ева сели в дальнем уголке, вовсе одни, и Юра начал восстанавливать чуть подпорченный им самим мужественный образ гидростроителя. Он стал разъяснять Еве, что на бетоне работают не какие-нибудь там дубы и мужланы, а вполне интеллигентные люди. Плотина даже не терпит дубового мышления. Плотина — это пример соединения искусственного и естественного воедино, для единой цели и службы в веках. Если уж на то пошло, такая работа, как строительство крупных гидроузлов на дикой первозданной природе, десантирование цивилизации в глухие углы, может быть, лучше всего способствует формированию гармоничного человека, надежного в деле, ответственного за дело и за завтрашний день, способного на крепкую дружбу и высокие чувства. У этого человека особая мера счастья и свой взгляд на отношения между мужчиной и женщиной: оба должны быть прежде всего единоверцами, преданными делу. Если я отдаю год за годом, десятилетие за десятилетием сначала одной, потом другой ГЭС, то и моя подруга должна понимать все это, идти со мной рядом, со стройки на стройку, не ныть от бытовой неустроенности, не набирать в дорогу лишнего барахла, — словом, быть навсегда надежным товарищем и спутником, то есть спутницей. Семья, созданная на основе общих крупных интересов и единой духовной программы, — самая крепкая. Большое совместно дело — и большая любовь. Это показало нам старшее поколение гидростроителей, которое прошло через войну…

Юра продолжал о том же и на улице, сам поражаясь своей говорливости и ясности той «программы», которую излагал в общем-то впервые. Ева слушала его, не перебивая, только увела незаметно с многолюдного проспекта Мира в тихий боковой переулочек. Там, кажется, была какая-то церквушка… а может, и не было.

Ева слушала и не мешала ему, а когда он выговорился, осторожно попросила:

— Юра, милый, вы не могли бы повторить все это в микрофон?

Юра остолбенел. Потерял дар речи вообще, не говоря уж о том, чтобы начать заново повторять свой монолог, прорвавшийся неизвестно из каких глубин.