Иван Виноградов - Плотина

В молодости большая стройка — все равно как мать для тебя. Потому что она и учит, и воспитывает, а когда ты уходишь от нее — благословляет тебя на дорогу, на дальнейшую самостоятельную жизнь. Она в то же время и как подруга тебе, потому что ей отданы лучшие годы зрелой поры твоего бытия, отданы любовь и страсть. А потом она и дочь твоя, эта стройка, дитя любви и забот, и она навсегда заносится в твой трудовой паспорт.

Вот так вот: и мать, и подруга, и дочь. И заодно — твоя репутация, твой престиж, твое самосознание и самоутверждение. Твой сегодняшний и твой завтрашний день. Она как бы объединяет твое настоящее с будущим, продлевает тебя в будущее. Ведь только тому светит ясное будущее, кто светло живет в настоящем. Строй — и не будешь забыт! И тут не имеет значения — руководитель ты с крупным именем или простой рядовой трудяга, бригадир, или звеньевой, или руководитель так называемого среднего, то есть серединного, сердцевинного звена.

Начальник и рабочий — тоже проблема. Теперь и не поймешь, кто из них важнее, кому из них живется вольготнее. Если не хватает рабочих — начальнику полный зарез. Есть рабочие, есть материалы и хорошее оборудование, но попался плохой начальник — опять беда! Бывает, что начальник мечется по заводскому двору или по стройплощадке подобно чернорабочему, с одного места на другое, кого-то зовет, кого-то просит, а его подчиненный трудяга, устроившись за каким-нибудь негодным оборудованием или за тарой, спокойненько, не тратя нервов, потягивает из бутылки. Потягивает да посмеивается или изрекает что-нибудь обалденно современное, зашибательное, потрясное.

Однако же, справедливости ради, надо сказать, что в основе-то своей рабочий народ любит хорошую организацию дела, материально обеспеченный план, стабильный заработок, отсутствие отвлекающих помех и раздражителей.

Сумеет начальник обеспечить все это — и у него гармония в отношениях с народом, в тональности разговоров. Хорошая работа не утомляет и его самого.

Гармония… Как хорошо бы на этом слове и остановиться, и задержаться, и пусть бы оно всегда торжествовало в нашей напряженной жизни. Но ведь у начальника тоже свои сложности, свои помехи и раздражители. На него с одинаковой силой действуют мощные магниты и снизу, и сверху. Иногда он и рад бы в этот рай гармонии, да, как говорится, грехи не пускают. Свои ли, чужие ли. То есть все они тут перемешиваются и нарушают гармонию. И возникают вспышки. Работа идет не по НОТу.

Сверху от начальника по большей части требуют: повысить, увеличить, ускорить, перевыполнить. Он все понимает: действительно, есть такая необходимость. Но у него не хватает силенок, ресурсов, мощностей. Его выслушают. К его сложностям и сомнениям отнесутся достаточно терпимо и тоже с пониманием. Посочувствуют. И еще раз скажут: «Надо все же ускорить. Просто необходимо в сегодняшней ситуации». — «Да я понимаю, что надо и необходимо, но поймите и вы, что у меня не хватает фондов, оборудования, рабочей силы, жилья для рабочих». «Составьте мотивированную бумагу — кое-что дадим. Но и сами не сидите там сложа руки. Действуйте, добывайте, выбивайте, что можно, на месте, пробивайте у нас!»

Ну что ты тут скажешь?

«Деньги-то хоть отпускайте не по чайной ложке», попросит на прощанье.

«Деньги везде нужны большими дозами, — ответят, протягивая для пожатия добрую руководящую руку. — Звони, если что…»

Вот так и Острогорцев. Поехал в начале года в Москву — надо было кое-что согласовать и досогласовать, кое-что попросить, кое-что попробовать доказать. Штаб подготовил мотивированные и обоснованные бумаги и расчеты. Сам он хорошо подготовился к серьезным и напряженным беседам. Прилетев в Москву, прошел по всему заветному кругу, включающему Госплан и Госбанк, министерство и Комитет по науке и технике. Все, что полагалось на текущий момент, высказал, все, в чем нуждался, попросил, хотя и не все выпросил. И оставалось самое ясное, не требующее особых доказательств дело: разъяснить, что если в минувшем году стройке было отпущено сто миллионов рублей, то на текущий, при запланированном ускорении, ей потребуется не менее ста двадцати, а не восемьдесят, как определили. Его выслушали. Посочувствовали. «Разве восемьдесят миллионов — не деньги?» — сказали ему. И перечислили, сколько чего можно построить и сделать на такие деньги.

Уехал.

Так они и знали, что все равно уедет и будет строить.

А он, прилетев домой, только ближайшим своим помощникам и пожаловался. А всех остальных сам должен был убедить, чтобы экономили, по одежке протягивали ножки, изыскивали резервы… Разве забыли, куда идут сегодня огромные средства?!