— Если среди нас, присутствующих, и есть дурак, то это не я. Лаврентьич, последний раз спрашиваю: хочешь вместе крутить шарманку или не хочешь? И не виляй хвостом, а отвечай прямо!
Зотов обернулся и взглянул на улицу. Он понял, что Величкин говорит серьезно.
Переулок, в котором жил Зотов, какой-то злой шутник остроумно назвал Прямым. Звание Горбатого, пожалуй, лучше подошло бы к нему. Он изгибался трижды на ста шагах.
Милиционер и двое дворников вкладывали в пролетку подобранного с тротуара пьяного. Это было нелегкой задачей. Когда человека в синем френче окончательно всаживали на место, он вдруг неожиданно вскакивал, воздевал руки к небу и, нагнувшись, валился то на одну, то на другую сторону, так что попеременно то длинные его руки, то ноги в блестящих сапогах безжизненно падали на мостовую.
Зотов равнодушно отвернулся от этой привычной сцены и, оставляя насмешливый тон, сказал:
— Расскажи подробнее, в чем дело.
Величкин молча закурил, и спичечный коробок в его руках щелкнул, как кастаньета.
— Итак, что же мы видим? — еще раз спросил Зотов. — Чем этот вечный резец разнится от простого русского резца?
— Я сказал не «вечный», а н е т у п я щ и й с я. Это. Иннокентий, весьма существенная разница.
— Не вижу таковой.
— Очень просто. Он будет снашиваться, стачиваться постепенно, в течение всего дня. Его не нужно будет затачивать через каждые сорок минут. Но через некоторое время, может быть, к концу недели, он все-таки будет окончательно негоден.
— Новый металл, что ли?
— Да, новый металл было бы здорово. Но то, что я выдумал, не требует никакого нового металла. Видишь ли, меня с первых дней работы поразила эта глупейшая затрата времени. Почти пятая часть рабочего дня уходит на возню с резцом. Он затупляется чорт знает как часто. Наши механические заводы выпускают продукции на четверть меньше, чем могли бы. Ты знаешь, какую гибель миллионов пожирают резцы?
— Вероятно, порядочная цифра. Хотя я над этим никогда не задумывался.
— Порядочная цифра? 120 миллионов звонких золотых рублей каждый год, — вот что это такое! Ежегодный Волховстрой гибнет на токарных станках!
— Да, это сильно.
— Еще бы! Но погоди. Почему резец после того, как затупился, негоден и не берет металла?
— Потому что стал тупой, — усмехнулся Зотов.
— Да, это метко замечено. Но я не в эту сторону гну. Он негоден потому, что его острие закруглилось, потеряло свою, богом данную форму. Понял ты?
— Точно так.
— Значит, задача состоит в том, чтобы сделать резец, который, и снашиваясь, по мелочам тупясь, все же не терял бы своей формы.
Величкин чертил пальцами по зеркалу, как бы записывая свои слова.
— Ты обращал когда-нибудь внимание на лист? — спросил он.
— Какой еще лист?
— Обыкновенный древесный лист.
— Нет, признаться, не приходилось.
— Если его разрывать по поперечным прожилкам, он станет все время уменьшаться, не теряя первоначальной формы. Вот в этом и будет секрет нашего резца. Мы сделаем его из многих, наложенных один на другой слоев стали. Один износится, но тотчас же ему на смену выглянет другой, точь-в-точь такой же формы. Сношенное острие будет автоматически замешаться новым.
— Тут потребуется масса расчетов и вычислений, — задумчиво сказал Зотов.
— А то как же? Работки годика на два, на три! Никак не меньше… Но стоит поработать, Иннокентий. Знаешь, миллионы станков гремят день и ночь во всех концах республики, вытачивая тяжелые снаряды и ажурные зубчики хронометров. На четверть удлинить их работу — это же великая вещь!
— Да, — согласился Зотов. — О таком изобретении, осуществись оно, не станут шуметь газеты. Оно им не по зубам. Все слишком специальное и непонятное кажется им мелким. Им, видишь ли, подавай солнечный двигатель, никак не меньше. Но этот резец был бы, конечно, эпохой в технике.
— И притом эту эпоху выдадим миру мы с тобой, братишка. Мы вытащим ее из жилетного кармана и предъявим как входной билет в клуб Эдисонов.
— Честолюбивые мечты, — потягиваясь, сказал Зотов.
— Нет, — Величкин сразу заволновался, — никакого честолюбия!
Он помолчал немного и оторвал новый кусок бумаги.
— Помнишь, Иннокентий, — продолжал он, — как мы вызвались в подрывную команду, взрывать мост?
— Да, этот мост мне памятен, — сказал Зотов. — Под Никополем.
— Вот, вот. Помнишь, мы ползли по мокрой ночной траве, а рядом с нами лизал землю прожектор. Мы забились в канаву, помнишь?
— Да помню же!
Читать дальше