Дмитрий Холендро - Городской дождь (рассказы)

— Не надо.

— Я же уеду!

— Вызову водопроводчика…

— Мама!

Они опять посидели молча. Из кухни доносилось: кап, кап, кап…

— Отец тебя любит, всегда о тебе помнит… Из-под Оренбурга привёз редкий платок… Из тайги мех, эту лису. Из Бухары пиалу… и поднос.

Она слабо кивала головой, а смотрела куда-то мимо него, как слепая. Вскочив, он схватил мать за плечи и стал трясти.

— Я убью её! Это… — сдавленный голос его оборвался, а она подняла на сына прозревшие глаза и посмотрела на дверь.

— Не кричи!

Игорь рухнул в кресло, как будто его неожиданно ударили.

— Это жизнь, — сказала она. — То Шилка… То Каракумы… Год, два, десять. Там, далеко, его работа, сложности, и нужен кто-то близкий, а я тут, где вы… Вас ведь не оставишь…

Он вдруг почувствовал, что всё правда, так быстро и осмысленно она сказала свои слова, так давно думала и знала, наверно…

— Мы виноваты?

— Игорь!

— Ты виновата? Стирала, кормила нас с Акимкой, а сама… Так и недоучилась…

— Игорь!

— Бабушка виновата, что умерла, не дождавшись, пока мы вырастем?

— Я не то хотела сказать.

— А что ты хотела сказать?

— Я хотела сказать тебе, что, если ты обидишь отца или её…

— Кого? Эту…

— Да! — отозвалась она незнакомо. — Да, Игорь. Я приказываю тебе. Не смей.

— Но, мама…

— Я сама поехала бы… Но не могу.

— Из-за Акимки, конечно?

— Не могу! Ты меня понял, Игорь?

Вдруг его озарило.

— Ты о ней думаешь, а она о тебе думала?

— Игорь!

— Девка, девка, девка! Конечно, девка!

— Ты оскорбляешь отца!

— Зачем ты посылаешь меня туда?

— Привези его.

— Ты боишься, что он не приедет? Из-за неё?

— Нет, Игорь. Из-за ног.

— Неправда! Не обманывай себя, мама! Боишься, что он останется с ней. Ну и пусть! Пусть! Пусть!

— Как пусть? — еле слышно прошептала она, и глаза её стали большими.

И он сказал вставая:

— Не посылай меня к нему. — Он обнял мать и прижался к ней, сев рядом и ткнувшись носом в её крашеные, чтобы скрыть седину, волосы, — она была ему до плеча. — Не посылай!

— Куда тебя посылают? — сонным голосом спросил Акимка в дверях.

— Иди сейчас же спать, — сказала мать, но он уж давно привык не обращать внимания на её распоряжения.

— Закрываетесь, фантомасы? Интересно, что за тайна?

— Папа возвращается, — сказала мать.

— Ух! — вздохнул Акимка и захлопал веками. — Чёрт возьми! Надо подогнать алгебру и записаться в бассейн.

— Успеешь, — мрачно заметил Игорь с усмешкой.

— А тебя куда посылают, Федя?

Вот такая дурацкая манера развилась в компании его ребят — называть всех одним именем — Федя.

— За папой, — терпеливо объяснила мать. — У папы больные ноги… Он не выйдет из поезда даже за сигаретами.

— И ботанику, — вспомнил не к месту Акимка. — Всадила двойку ботаничка.

— Когда? — испугалась мать.

— Вчера.

— За что?

— За флору, за что… Спросила — флора пустыни. Я сказал — кактусы. А ещё?

— А ты? — мать нервничала и сердилась.

— Флора-помидора, — проворчал Акимка.

— Почему же ты ничего не сказал про новую двойку?

— Тебя дома не было. Я исправлю.

— Да ты хоть рад, что отец возвращается? — не сдержался Игорь.

— Хоть!

— Что-то по тебе не видно.

— Это знаешь почему? Потому что внутренняя жизнь человека невидима, — сказал Акимка, по очереди подмигивая разными глазами матери и брату.

— Дурак, — сказал Игорь.

— Не ругайтесь, — попросила мать.

У неё опять потекли слёзы, и Акимка испугался:

— А чего ты плачешь?

Она засмеялась и ответила так весело, что Игорь даже вздрогнул:

— От радости!

Платформа была асфальтовая, выгоревшая почти добела, с чёрными заплатками, похожими на лужи. К ней лепились палатки «Воды — соки» — с банками компота на полках, «Пирожки» — с пустотой за стеклом и ещё какие-то. Между маленьким зданьицем вокзала, у которого, как в старинных кинофильмах, висел колокол, и уборной с каменными крыльями, помеченными буквами «М» и «Ж», торчала круглая будка «Союзпечати». Возле неё темнела кривоногая скамейка с двумя урнами по бокам, важными, как архитектурные памятники.

Вечерело. Палатки закрылись наглухо, едва дёрнулись и покатили дальше вагоны. Через минуту вокруг не чувствовалось никакой жизни, будто поезд увёз её. Только тихо блестели рельсы…

На втором пути стоял товарный состав с красными вагонами, исписанными мелом.

За вокзалом начиналась степь — тоже пустота, голубоватая, скорее, серая. Игорь стоял и не знал, куда идти. Что-то ещё удивляло его, и он не сразу сообразил: пение птиц. Не было видно по сторонам ни одного дерева, а птицы заливались.