— Не промажете? — громко спросил Ардатов, хотя все они были рядом. — Только метров с двадцати! С пятнадцати! А лучше с десяти! С пяти! Не имеете права промазать! Или, — решил Ардатов, — отдай! — Он хотел было забрать у Васильева бутылку, но тот вдруг спрятал ее за спину.
— Не дам! Не промажу! — тоже закричал Васильев. — Сам не промажь!
— Мы не промажем! — подтвердил Талич, он ошалело смотрел на Ардатова, а у Ардатова мелькнуло в голове: «Он меня стукнет этой гранатой».
— Ладно! — крикнул он уже на бегу. — А вы что! — накинулся он на Просвирина и Жихарева, у которых он не увидел бутылок. Но заметив, что перед каждым из них лежит по паре гранат, махнул рукой. — Ладно! Станьте шире! Иначе одна очередь и…
— А нам и так хорошо! — рявкнул на него Просвирин и дернулся к нему, а потом схватился за винтовку.
«Ах, сволочь! — подумал Ардатов, отбегая дальше. — Бандитская рожа!»
— Не промажешь? — спросил он Белоконя, у которого было три бутылки. — Смотри за этими! — приказал он, показав в сторону Просвирина и Жихарева. — Если попробуют драпать — бей! Понял? Ясно?
— Связь? — спросил он, добегая до Рюмина. — Есть? Хорошо! Сейчас не будет.
Он знал, что как только танки подойдут примерно на полкилометра, немцы сделают артналет, а потом начнут садить минами, чтобы никто не мог высунуться из траншеи, давая тем самым возможность танкам подойти к траншее — если кругом рвутся мины, не очень-то точно прицелишься из ПТР, даже если в обороне они и есть. И этот артналет и мины, конечно же, должны были перебить кабель. Надеяться на то, что он будет целым, было бы глупо, поэтому-то Ардатову и надо было быть рядом с Рюминым.
Недалеко от них — от Рюмина, Нади, Старобельского — между красноармейцами устраивались у брустверов раненые. Им было больно шевелиться, и Ардатов видел, что когда они примеряют винтовки, приспосабливаются стоять у них поплотней, раненые морщатся.
— Прибыли! Явились! — доложила ему майор, когда он остановился около нее. — Остальные… — Она махнула пистолетом… — Остальные не могут. Ну, капитан!.. — Майор, наверное, хотела сказать что-то отчаянное, она была совершенно бледна, как если бы из ее лица ушла вся кровь, бледна, как побелка, как снег, как простыня. В общем, все для нее стало ясным.
— Спрячьте! — приказал он, ткнув в пистолет. — Только в ближнем бою. Чесноков! Майору винтовку и патронов! Держаться, товарищи! — крикнул он всем. — Держаться! Нас прикрывает артдивизион! Держаться! Спасибо, что пришли! Держаться, товарищи!.. Как стемнеет — всех выведем, вынесем. Только держитесь! Бейте их, гадов! Прицел «300»! Беречь патроны — бей наверняка! Спокойней, Софья Павловна, — сказал он тише. — Спокойней!
Эти раненые были, конечно, воинством слабым, но все же они обороняли десятка три метров траншеи — из этого куска они могли вести пусть не очень прицельный, пусть не очень плотный огонь, но все же… Для атакующих немцев-пехотинцев и этот клочок земли оборонялся, а ведь немцы не знали, что его удерживает инвалидная команда, поэтому и три десятка метров тоже в общей обороне играли свою роль.
— Не кучно! — крикнул Ардатов Софье Павловне, уже отбежав. — Побольше интервалы! — Он не объяснил ей и остальным, зачем надо интервалы пошире, — ударь снаряд прямо в траншею и, если люди сбились в кучку, не досчитаешься многих.
Но ни артналет, ни мины, ни даже эти Т-3 и Т-4 были страшны Ардатову, страшно было то, что на танках сидела пехота и пехота же бежала за ними.
— Рота! — подумал он. — Больше. Но уже не две!
— Что? — переспросил Рюмин. — Какая рота?
— Это я не тебе!
«Собрал последнее, что было, — подумал он о немецком комбате. — Эх ты, вояка! — презрительно добавит он. — Затянул, вовремя не бросил все! Считал, так, мол, управлюсь! Оправился! Если Белобородов, как сказал, даст по первое число, мы еще посмотрим. Белобородов ссадит пехоту, положит ее, а эти коробки мы уж как нибудь…»
Ударила сразу серия снарядов, они веером легли у самой траншеи, и следующая серия легла перед ней, и следующая, потому что немцы помнили, где их встретили в последний раз.
— Хорошо! — обрадовался Ардатов. «Здесь кабеля нет!»
— Что хорошо? — опять спросил Рюмин, но Арбатов лишь отмахнулся от него, но когда немцы ударили минами, и мины легли и впереди, и сзади, и прямо по траншее, он бросил Рюмину:
— Связь?
— Связь есть!
— Хорошо! Хорошо, Рюмин! Помни, вся надежда на тебя да на Белобородова!
Танки шли чуть-чуть левее, чуть-чуть южнее их левого фланга, целясь туда, где днем был пулемет Щеголева.
Читать дальше