— А может, в космосе гром ночует, а мы тут его ищем?
Пахнут ли ветры? Бывают ли они белыми, голубыми, алыми, зелеными? Можно ли их видеть, пить, чувствовать? На все это дашь верный ответ, если хоть раз расстанешься с Землей. Пусть пока не по-настоящему, а мысленно, но непременно слившись с космическим кораблем.
Он сейчас стоит в зале. Открываю дверь и не в силах сдержать волнение. Довелось мне подниматься в стратосферу, опускаться на подводной лодке в глубины океана, но никогда не испытывал того, что захлестнуло душу сейчас. Передо мной звездолет. Настоящий. Тот, чьи иллюминаторы уже повидали черное, второе небо. Летал на нем Павел Попович.
Подхожу ближе. Провожу ладонью по обшивке. Отдается тугой, едва уловимый звук. Силюсь представить, как стоящий передо мной корабль выносил своего мужественного капитана в шестой океан, как бороздил леденящую высь и как, таранив тепловой барьер, возвращался в лоно родной планеты. Сознание обжигает: вот оно, детище Человека, достигшее, считай, трехсоткилометровой высоты, осилившее дорогу почти в два миллиона километров, одолевшее многотысячеградусное пламя. И не бесчувственной, немой машиной оно видится мне, а живым, понимающим существом. Закроешь глаза, и кажется, будто, давно вернувшись из космоса, оно до сих пор никак не утихомирится, все еще тяжко дышит после трудной, неблизкой дороги.
Руководитель тренировок, высокий, худощавый подполковник, которого и коллеги и летчики-космонавты называют уважительно Иваном Петровичем, приглашает к кораблю.
Пробую кресло. Мягкое, удобное, слегка откинутое назад. Иван Петрович нажимает на рычаг подтяжки привязных ремней и объясняет, как широкие лямки должны стягивать плечи.
Оглядываю космическое жилище. Все вокруг бело от снеговой чистоты эластика, обтянутого целлофаном. Остальное напоминает кабину самолета. Такое впечатление, видимо, создает обилие приборов. И читаются они, как на самолете, — слева направо. Да, есть какая-то схожесть с самолетной кабиной. И все же это не то. Не то! Есть тут что-то именно корабельное. Простором неведомых далей, фантастической романтикой дышит командирская каюта. Собственно, это и каюта, и боевая рубка, и штурманский отсек, и сам ходовой мостик. И все профессии этой боевой единицы космической эскадры воплощены в одном человеке: он и командир, и штурман-навигатор, и рулевой, и впередсмотрящий.
Надеваю скафандр. Легкий, удобный.
Знакомлюсь с вместилищем многих служб. Слева на черном щитке — средоточие включателей, дающих жизнь всем системам и приборам. Ты сам хозяин этой мудрой и сильной энергии. Одно движение руки — и мощная установка ожила, получив питание. Щелкнул тумблером — зарделись два огненных слова на световом табло, предупреждающем, что система находится в таком-то состоянии.
Вверху — приборная доска. Прямо на тебя смотрит голубыми глазами океанов твоя родная планета. Если я отправлюсь в «полет», глобус будет заботливо отмечать мой звездный путь.
— Ну что ж, начнем подготовку к «старту», — негромким, глуховатым голосом говорит Иван Петрович и терпеливо объясняет последовательность всех операций — от посадки в корабль до возвращения на Землю. Идут запросы, команды, доклады. С трудом усваиваю непривычные словосочетания, точнейшие показания приборов. И вот уже слышится не тихий, поясняющий голос, а командирский, повелевающий:
— «Тополь»! «Тополь»! Я «Весна». Как меня слышите? Доложите о посадке в корабль!
Воскресив в памяти ранее рассказанное, отвечаю быстро, но, видимо, не столь точно, и мой наставник требует повторного доклада. Теперь вроде получается как надо:
— Я «Тополь». Слышу вас хорошо. Посадку в корабль произвел. Все в порядке. Разрешите приступить к проверке оборудования?
Не без консультации идет проверка радиосвязи, вентиляции, пультов управления. Все тумблеры ставятся в «нулевое» положение, и будто с ходу подбирается ключик к тайне всех систем и приборов: теперь видна полнейшая картина их состояния.
Проверка идет опять-таки по летному закону — слева направо. Невольно думаю о том, как пригодились космонавтам их летные навыки, утвердившееся годами умение читать все приборы, не распыляя внимания. Иван Петрович с удовлетворением отмечает, что его подопечные достигли такой натренированности, что, не глядя на многочисленные тумблеры, могут их включать безошибочно. Конечно, это не сразу пришло. Иным далось с трудом. Но теперь люди ориентируются в корабле, как в своем доме.
Читать дальше