Ирина Велембовская - Ларион и Варвара

— Сколь я из-за тебя пережила!.. — горько сказала Кланя. — Я вдова, а у Варьки мужик жив, письма с фронта пишет. Куда ты глаза свои закидываешь?..

Ее живое горе задело Лариона.

— Поищи другого, дорогая, — сказал он сумрачно. — И не обижайся ты на меня…

Утром отправились в лес. До лесосеки было километров десять. То ли мороз сбавил, то ли шли быстро, но Варе показалось, что и не холодно. Как только вышли, она увидела на Ларионе чьи-то незнакомые ей валенки, и в сердце к ней впрыгнула ревность: у нее не взял, а какая-то другая уговорила… Но потом она рассердилась на себя за такие мысли: валенки эти доброго слова не стоили — латаные-перелатаные, как Христа ради поданные. Ухажерка такие постесняется дать.

И Варя радовалась, что уж руки у Лариона по крайней мере не озябнут: она так старалась, сама шила эти шубенки. Если он заметил, то на запястьях она красной шерстинкой пометила его буквы: Л. и 3. Но Ларион, наверное, обиделся на нее за их вчерашнюю нескладную встречу: идет где-то впереди, ни разу к ней не подошел. А может быть, не хочет конфузить ее не людях; все-таки у нее муж, она не девчонка.

…Солнце поднялось на высокую ель, когда пришли к месту порубки. Тут же стояло большое, обжитое зимовье. Из трубы валил густой дым.

— У печки место захватывать!

— Вот дикие! То плелись нога за ногу, а как место захватывать, они первые.

Спорили из-за мест, толкались, пробираясь ближе к печи. Сразу загремели посудой, поплыл табачный дым, запахло сырой, припаленной одеждой.

— Максимыч, — тихо позвала Варя. — Иди сюда, здесь местечко есть.

Она скинула свой полушубок на нары. И крикнула мужикам:

— А ну-ка, курильщики, на мороз! Задушили табачищем своим, лешак бы вас с ним понес!

Ей хотелось держаться смелее, развязнее. А у самой было такое чувство, что сегодня случится что-то страшное, и холод подступал к сердцу, жар к вискам.

— Так что же, Золотов, пойдешь на пару-то со мной? — нарочно громко спросила она, и ей самой показалось, что голос вот-вот оборвется.

Ларион понял. Сказал тоже громко, с усмешкой:

— А не боитесь, товарищ бригадир, что в отстающие со мной попадете?

Варя бодрилась:

— Да уж не сомневайся, со мной такого не бывало. У меня тятя лесоруб, я под елкой выросла!..

Кто-то сказал назидательно:

— Гляди, Павел твой приедет да вам обоим за эту елку шишек наклеит. Он у тебя мужик взгальный: примется трепать, пыль пойдет!

— А это уж забота не ваша, — резко сказала Варя. — Кого не целуют, тот и губы не подставляй.

…Белый лес стоял стенкой. Из-за голых берез чуть проглядывал желток солнца, словно его кто-то бросил в холодное небо. Не видно ни следа, ни зверушечьей лапки на снегу — все попряталось, затаилось.

Варя несла пилу-восьмичетвертовку. Лариону дала два топора. Оглядевшись, сказала тихо:

— Пойдем подальше. Тут лесорубы-то собрались, — Тюха с матюхой. Того и гляди, лесиной раздавят. А нам с тобой еще жить не надоело. Верно?..

Они долго шагали по сугробам, а с потревоженных елок сыпался им на лицо обжигающий снег. Наконец Варя остановилась на большой белой поляне.

— Нравится тебе здесь, Максимыч?

— Ты тут, — значит, хорошо, — коротко сказал Ларион.

Он вытащил из-за пояса топор, подсек первую березу. Она была ровная и белая, как восковая свеча. Еловая поросль вокруг туманилась инеем.

Они пилили быстро, не разгибаясь. Береза с легким шорохом пошла вниз, хлестнула вершиной по снегу, подняла целую метель.

— Одна есть, — переведя дух, сказала Варя и пристально посмотрела на Лариона. — Ну, давай еще.

Они свалили семь штук, обрубили вершины. Варя стала разводить костер. Извела одну только спичку, и взвихрилось пламя.

— Погрей руку-то, — позвала она Лариона. И он, оглянувшись, подошел к ее костру.

Долго им быть вдвоем не пришлось: на яркий огонь тут же сбежались все озябшие с других делянок.

— А мы к вашему огоньку!..

— Свой раскладать надо, — сурово бросила Варя.

— Чай, тебе жару-то не убудет. Не задавайся, Касьяновна. Напарничка себе баского выбрала, а молодые мужики, они сердитых баб не любят.

Варя отвернулась, молча взялась за топор. Тихо сказала Лариону:

— Никуда — от них, сплетниц, не спрячешься… Во всякое дело лезут. Поди, Максимыч, развороши огонь, будто невзначай. Свидетелей нам тут с тобой не надо.

Сердце у нее колотилось тревожно, но росло упрямство: вот нет же, не побоюсь, коли так!.. Идите, глядите!

— Бери пилу-то, — справившись с волнением, сказала она Лариону, который стоял в нерешительности, какой-то смятый, взъерошенный.